— Знаешь, как я боялась, что ты из похода привезешь себе какую-нибудь принцессу или королеву.
— Из королев там только одна Елизавета. И она старая уже.
— Можно подумать, для тебя это проблема. — Вот и пойми ее, не то восхитилась моими огромными магическими возможностями, не то заподозрила в геронтофилии.
— А с Боженой… зачем.
— Жалко ее стало. Она очень хорошая. И несчастная. Влюблена в тебя давно, а ты не замечаешь. Даже решила в качестве отговорки привезти себе старика кавалера, которому сто лет, как уже ничего не нужно. Так ты и тут постарался. Омолодил старичка. Она даже решила, что нарочно издеваешься. Приходила ко мне плакать. Это я подсказала ей, чтобы просто придралась к какой-нибудь мелочи и послала Лаврентия подальше.
— Ну, вы интриганки!
— А то!
— Жалеть-то не будешь потом? А то я тебя люблю, вообще-то.
— Скажи еще, что к Божене ничего не испытываешь.
— Ну, она мне нравится. Но ты для меня важнее.
— Вот, всегда так и думай. — Заключила Светик и зачем-то отвернулась.
А! понятно! Божена вернулась.
— Спасибо тебе, Ваня! — Поняв, что я не сплю, она чмокнула меня в щечку.
Ладно, раз никто не спит, расставлю все точки над и.
— Девчонки! А вы подумали, что даже в наложницы я взять Боженку не смогу. Она же православная.
— Для женщины, которая хочет замуж, религия не имеет никакого значения. Божена уже готова перейти в любую веру. Хоть этой самой скво стать.
Божена ничего не говорила, но ее молчание было красноречивее всяких слов.
— Ладно. Завтра зайдем к нашему попу. Может он посоветует, как из этой ситуации лучше выкрутиться.
— Все бы вам, мужикам, выкручиваться. — И Светла вновь принялась меня щекотать.
На этот раз алкогольная защита не сработала и я принялся, судорожно извиваясь и хохоча, вырываться из-под навалившейся на меня всем телом жены. Не вышло. К Светле на подмогу пришла Божена. В четыре руки они меня окончательно одолели. Пришлось сдаваться и просить пощады.
— Вот так! Чтоб боялся и не смел заводить никаких других женщин кроме нас с Боженкой!
А потом мы спали все втроем на одной кровати. Очень запоминающиеся ощущения, когда ты просыпаешься, а с обеих сторон на тебе посапывают две симпатичные женские головки. Мужики, ради таких вот мгновений, скажу я вам, и стоит жить!
С утра, как и обещался, отправился к нашему православному священнику. Тот по-русски уже хорошо наблатыкался, даром, что сам грек. Хоть и по-русски, но этот ханжа упорно не захотел меня понимать. Мол, грех это. И все. Если же слова простого пастыря внимать не желаем, то, по совету все того же попа, можем подавать прошение не кому-нибудь, а аж Константинопольскому патриарху. Угу, а то мне примера моего деда с его, затянувшейся по вине чернорясых женитьбой, недостаточно. Даже доводы о бесплодии прошлой супруги и проблемах с престолонаследием не помогали. А у меня и таких доводов, как у деда, не наберется. Васька то с Данилкой, вон, бегают.
Вернулся домой, обсудил создавшуюся перспективу со своими женщинами. И внезапно выяснил, что Светик насчет переквалификации Боженки в скво и не шутила вовсе. Она заранее просчитала ситуацию и даже с индейцами поговорила, как у них с вопросами веры обстоят дела. Дела обстояли неважно. Не было просто никаких вопросов, касающихся веры у этих простодушных детей природы. Точнее, где-нибудь на далеком юге, у ацтеков, вопросы бы обязательно появились, но не у нас в лесах. Тут полная свобода. Верь во что хочешь. Вот и придумал я, по примеру индейских героев Гойко Митича, веру в Маниту, великого духа, для своей избранницы. Так-то, признаюсь честно, никто из наших краснокожих про этого Маниту и слыхом не слыхивал. Ну, меньше будет религиозных заморочек с реально верующими.
Созвал я друзей, чтобы подстраховали, в случае чего, удвоил отряд телохранителей своей персоны, и отправились мы прямиком на центральную площадь, где городской бирюч — глашатай заместо еще не изобретенного радиорупора обретался. За денежку малую, он привлек внимание празношатающейся по случаю выходного дня толпы. Божена, убедившись, что люди смотрят, выступила вперед и прокричала:
— С этой минуты объявляю, что верую единственно в силу и мощь великого лесного духа Маниту!
И, пока народ не опомнился от неожиданно услышанной новости, я подхожу к ней и провозглашаю:
— С этой минуты заявляю свои права на эту скво, как на мою законную и любимую наложницу! Да будет так!
Минута тишины взорвалась первыми возгласами, среди которых преобладающими были «А что, так тоже можно было что ли?».