Будем жить!

– Оп-па! Кто-то живой есть! – меланхолично прокомментировал Мишка и, открыв окно, впустил в салон горячий июньский воздух, пахнущий полынью и тленом. Запах тлена, запах гниющих трупов впитался в деревья, в заборы, в дома, в саму землю, и еще долго мы будем его чуять. Хотя уже давно к нему привыкли. Сейчас я, наверное, смог бы при желании сидеть в двух метрах от разлагающегося трупа и есть свой бутерброд с ветчиной. Привык уже к трупам… впрочем, как и все остальные.

– Оружие в боевую готовность. Окна откройте, будьте готовы стрелять! – приказал я и свернул вправо, поднимаясь в гору, к церкви.

Чуть дальше церкви, на взгорке, находился большой коттеджный поселок. Я там ни разу не был, но видел его улицы, когда мы въехали в Усть-Курдюм. Улицы поселка протянуты перпендикулярно основной трассе. Кстати, как раз напротив этого поселка мы и подхватили Мишку, спасавшегося от мутантов. Мишка шустро бежал… до самой окраины добрался!

Дома в поселке совсем не бедные, хотя и не такие дворцы, как у тех, кто захватил себе участки возле Волги. Все-таки возле реки всегда было жить престижнее, чем на сухом взгорке, вот там и собралась вся саратовская «блатата».

Усть-Курдюм – старая-престарая деревня, ведущая свое летосчисление со времен царицы Анны Иоанновны. А может, даже и с Петра. Когда-то деревня была далеко за городом, аж в тридцати от него километрах. Что для времен Анны Иоанновны очень даже далеко – день пути, не меньше. Но теперь Усть-Курдюм почти Саратов – ну что такое двадцать километров от КП ГАИ на Горе? Тьфу одно, если ехать на современной машине. Хм… а вот на лошади будет как раз день пути… или полдня. Это зависит от того, как ее погонять!

Мы свернули и остановились возле крайнего дома коттеджного поселка, не въезжая ни в одну из улиц (их тут было четыре), и стали слушать. Минут пять ничего не происходило, потом жахнуло, и явственно стало слышно, как то ли дробь, то ли картечь прозвенела по знаку «Уступи дорогу». Знак вздрогнул и покрылся оспинами попаданий.

– Ни хрена себе! – выдохнул Митька и, наклонившись, проверил предохранитель на автомате. – Щас по нам ка-ак врежет! Запоем тогда!

– Куда он палит? – Мишка недоуменно скривил губы. – Неужто в нас пытается попасть? А может, поехали отсюда? На кой черт нам этот дебил?

Я подумал, пожал плечами:

– Мало ли… может, от мутантов отбивается… да промазал!

– Ну и что делать? – Митька сплюнул в окно. – Да пошел он на хрен, такой… чудак! Поехали домой, Андрюх! Без него дел хватает!

– А если он там с мутантами бьется? Если погибает один и помочь некому? – вмешалась Настя. – Я пойду! Сейчас вылезу и пойду к нему!

– Не вылезешь и не пойдешь! – жестко сказал я. – Не хватало нам тебя потерять! Не пойдешь!

– Не хватало Андрюхе тебя потерять! Он же в тебя втрескался, только о тебе и думает! – влез Митька и тут же спохватился: – Ой! Прости, Андрюх… я просто языком трепанул не подумав! Извини!

– Андрюха прав! – слава богу, вовремя вмешался Мишка (предательский румянец пополз по моему лицу, и я не мог с ним ничего поделать). – Настя, из-под прикрытия машины выходить нельзя. Какая-никакая, а защита. Получишь заряд дроби в живот – мне кажется, тебе это не очень понравится. Ведь не очень?

– Не очень! – не удержавшись, фыркнула Настя и как-то странно посмотрела на меня, эдаким оценивающим взглядом. – Ну так что делать, предлагай, командир!

Я кивнул:

– Подъезжаем вплотную к забору… Тот, кто стреляет, садит откуда-то со второго или третьего этажа, а под забором он нас не достанет. Ну и кричим! Ты будешь кричать, Настя. Может, женский голос ему больше понравится. А то вдруг примет за банду и начнет по нам палить.

– А ты думаешь, в банде не может быть женщин? – резонно заметила Настя и махнула рукой. – Да нормально, другого ничего и не придумаешь. Давай!

Я завел движок, повернул руль и с места рванул тяжелую трехтонную машину прямо к забору, надеясь, что этот чел не станет по нам палить. Но чел стал. Дробь сыпанула по капоту, и грохот был таким, будто в нас запустили пригоршней гравия.

На удивление – даже краску не облупило! Покрытие металла джипа, похожее на окаменевшую кожу, с честью выдержало испытание, и на капоте остались только темные полоски от ударивших в него свинцовых шариков. «То ли «Раптором», то ли антигравием покрашено», – отстраненно подумал я и, почти вплотную прижав машину правым боком к забору, завопил в окно, забыв, что поручил это Насте:

– Эй ты, придурок! Какого хрена стреляешь?! У тебя что, крыша поехала?! Мы не хотим причинить тебе зла! Прекрати стрелять!

– Мутанты поганые! Всех вас убью! Всех!

Голос парня срывался, и было в нем что-то такое, что заставило меня страдальчески поморщиться. Терпеть не могу пьяных!

– Да он пьяный в умат! – удивленно протянул Митька. – Он ничего не понимает! К нему «белочка» пришла!

– Кто пришел? – заинтересовалась Настя.

– Белая горячка, – пояснил я. – «Белочка»… так белую горячку называют в народе. А Митька у нас плоть от плоти народа! Вот и…

– Сам-то? – фыркнул Митька. – Если мама врачиха, а папа мент – ты не от народа, что ли?