Будем жить!

Я задумался и чуть не попался. Женщина выбросила руку, хватая меня за лодыжку, и, если бы не моя реакция боксера, скорее всего мне бы пришлось совсем худо. Прокусила бы ногу, точно! А когда я отодвинулся, выругавшись и сплюнув, снова захихикала и невнятно сказала что-то вроде: «Весело! Есть хочу!»

Я прострелил ей макушку, развернулся и пошел к машине, внимательно глядя по сторонам на предмет компаньонов убиенной обезьяны. Открыл дверцу и посмотрел на Лену.

Лена лежала на спине, с закрытыми глазами, тяжело дышала. Я с замиранием в сердце осмотрел кожу на ее груди и облегченно вздохнул – ранка от картечи уже затянулась. Рану от картечи на ноге и смотреть не стал – она неопасна и скорее всего уже затянулась.

Укусы тварей тоже зарубцевались и выглядели старыми, будто получены были не меньше года назад. Еще раз с опаской осмотрел кожу – нет ли признаков превращения. Ну да, я знаю, что превращение начинается через несколько часов, даже через сутки после укуса, и начинается оно не с обрастания шерстью, а с изменений в психике. Вначале укушенный перестает узнавать окружающих, впадает в ступор, тупо глядя в пространство и не реагируя на раздражители, а потом становится невероятно агрессивным и нападает на все, что шевелится. Проверено, знаем! Но все равно… на всякий случай.

– Лена! Ты меня слышишь, Лена?

Я коснулся ее лба и почувствовал такой жар, что у меня засбоило сердце. Процесс идет! Еще немного, и она начнет превращаться. И тогда неизвестно, сумеют ли победить болезнь эти самые биологи.

Честно сказать, не было у меня особой веры в них… но делать-то что оставалось? Дать Лене пистолет и оставить ее одну? Чтобы самому не стрелять? Нет уж – пусть делают, что могут.

– Лена, идти сможешь? – спросил я, и Лена открыла глаза. Слава богу – ее глаза, не белесые буркала мутанта!

– Смогу… – Лена осторожно села, ощупала себя руками. – Вроде ничего, восстановилась. Слушай, Андрюш, а может, обойдется? Может, не будет со мной такого?

Я не ответил. И она вздохнула. Мы оба знали.

– Никита, со мной пойдешь! – приказал я. – Почему из автомата не стрелял? Чего из этой пукалки?

– Ну ты же сказал, что для меня пистолет… вот я и… да и не особо я с ним умею управляться, с автоматом-то. Боялся, что куда-нибудь не туда засвечу.

– Вылезайте. Машину закроем. Я людей нашел, Лен. Биологов. Они тебе сделают укол, и ты будешь жить.

Я еле выговорил эти слова. А если не поможет? А если не будет жить? Если вакцина не поможет, так она впадет в забытье, и ей уже будет все равно.

Я закрыл машину сигнализацией, оставив в ней снайперскую винтовку. Снаружи ее не видно – она в багажнике, так что вряд ли кто-то просто так полезет, и без этого машин на улице хватает. Вон в сотне метров от нас стоит новехонький «Лендкрузер», даже без номеров. Небось из салона уехал. Кстати, надо будет потом посмотреть, что он и как. Если труп внутри сгнил – такой машинерий нам на фиг не нужен, вонь ничем не выведешь. А вот если бросили, мутировали, удрали – тогда совсем другое дело. Кстати, чего тут эта парочка крутилась? Может, из «кукурузера» и пришла?

Лена шагала вяло, но все-таки шагала, и даже почти не шаталась. Мы с Никитой шли по обеим сторонам от нее, внимательно оглядывая окрестности, и, только когда вошли в коридор института и спустились по лестнице, я облегченно вздохнул – тут мутантов нет, проверено! После того как баба-мутантка продемонстрировала мне свои способности в спринтерском беге, я был весь на нервах – вдруг выскочат из-за угла? Вдруг прыгнут с крыши? Ведь не успею!

В лаборатории все было готово. Для Лены пригнали каталку, на которую ее и положили, вывозя в эту самую лабораторию. Стояла стойка-капельница и рядом – зачем-то прибор для запуска сердца. Я видел такой в кино и забыл, как он называется. Тут же – еще какие-то приборы, назначения которых я не знаю.

Биологи своих скафандров так и не сняли. Почему – это я и собирался сейчас выяснить.

– А почему вы не снимаете скафандры? Не верите в свою вакцину?

– Я – верю! – тут же заявила женщина. – Михаил Михайлович не разрешает испытывать. Говорит, пока не было испытаний на других людях, пока нет статистики – не рисковать. Если мы умрем, некому будет совершенствовать вакцину. Вообще некому!

– А если верите, так снимайте скафандр! – не унимался я. – И проверьте!

Женщина, ее вроде как звали Машей, переглянулась с Николаем. Потом решительно взялась за шею…

– Не смей! Чертова девка! – завопил Михаил Михайлович, но было уже поздно.

Зашипело, и белый шлем с квадратным стеклом отвалился от костюма, явив миру курносое личико симпатичной женщины, можно сказать, девушки – лет ей двадцать пять – тридцать. Скорее двадцать пять, чем тридцать, – уж больно молодо она выглядела со своей прической каре, не очень аккуратно подровненной то ли ножом, то ли ножницами.

– Ну вот она я! – весело сказала Маша и так же решительно начала расстегивать застежки скафандра. Через пару минут она стояла перед нами в помятых слаксах и вытянутом на локтях и в подоле вязаном свитере.

– Холодно тут у нас! – сказала Маша, проследив мой взгляд. – Иначе нельзя, околеешь!