Будем жить!

- Ошибаетесь. Обвиняемый был демобилизован из рядов ПРА 33-го числа шестого месяца сего года, о чём имеются соответствующие документы, которые я, как общественный адвокат, представляющий интересы обвиняемого, готов предъявить по требованию суда! Соответственно, как представитель гражданского населения Протектората, гражданин ПРА Злой подчинён исключительно общегражданскому кодексу, и его дело может быть рассмторено только на основании Кодекса ПРА в гражданском суде, без привлечения военной прокуратуры.

Судья замолкает, косясь на сидящего в зале плешиво-бородатого майора. Тот заторможенно оглядывается, кривится как от неожиданной ведёрной клизмы в заднице, и едва заметно кивает:

- Х-хорошо. Вы можете ознакомиться с предъявляемыми обвинениями. Четырёх часов вам хватит?

Адвокат (мой, причём!) важно кивает, меня извлекают из клетки и берут под стражу… Отношение изменяется разительно! Тот самый хмырь, который едва не пинал меня совсем недавно, сейчас до изумления вежлив! Добираемся до автозака, залезаю внутрь… на руках щёлкают наручники. Не понял?! С какой это радости?

- Следопыт… ты, это… извини, пожалуйста. – охранник, да и трое других рядом… покраснели и глаза прячут?! Какого дьявола?!

- Мы не знали… нам тут про тебя такого наговорили! – вступает в разговор его напарник. – Мы думали, ты… а-аа, какая разница! Вот же влетел! – и отчаянно хлопает ладонью по собственному колену. – Меня батя с мамкой со свету сживут, если узнают! Это ты в ЦУП-е молодняк в саванне гулять научил?

Я, всё ещё растирая освобождённые запястья, заторможено киваю, уточняя:

- Ты про «партизан», подразделение «золушка»... блин, в смысле – лейтенанта Золина?

Тот вздыхает:

- Точно, ты… Всё, мне крышка, родня загрызёт! Мой малой сейчас дома, отпуск по ранению… если бы не твои уроки – уже похоронили бы. Батя земной поклон передать просил, если где пересекусь, а тут… Б…ять, ну какого ж хрена?!

Первый охранник пожимает плечами:

- Все в такой заднице, Макс. Ты на улицу смотрел? Там клановых человек сто, и городских под полтыщи… А будет больше, я тебе говорю! Телевизор смотрят все, это мы в наряде суточном… Сомов со вчерашнего вечера видео крутит! Следопыт, оказывается, ещё и Варан… А мы, получается – конченые сволочи, издевавшиеся над легендой… Как думаешь – уже пора новое гражданство подыскивать? Так за Варана нам везде весело будет…

Я молчу, пытаясь собрать в голове происходящее. Понятно, что затевалось кулуарное судебное заседание, которого теперь уже не будет – что для меня хорошо, поскольку не по плану этих непонятных военных. Но сами обвинения… там на пару расстрелов хватит! И это – очень плохо. Кто против меня играет на таких высотах, чтобы военным судилищем рулить, и почему?! РА – это ж не торгаши или промбоссы, это армия! Тот прилизанный майор, пердун старый? Ну, возможно… но мутно как-то. Вот так вот втупую отжимать медный рудник – да его самого с навозом смешают, типа «восстанавливая справедливость» даже. Я про немцев молчу – эти вообще размажут и не поморщатся… На что он расчитывает?!

Едем очень медленно. Выглядываю в переднее окошко – никто меня в «стакан» не фиксирует, сижу с охраной на лавке – по улице «живой коридор». Народу явно несколько… сотен? Тысяч? Из окошка определить трудно… Большинство с оружием, и дорогу для движения автозака освобождают крайне неохотно. Водитель в открытое окно сообщает:

- Эй, в кузове… Нас к Военкомату не пропустят. Мне махают – к милицейскому участку ехать, городская тюрьма, как я понимаю. Что делать будем? Залетать под дисциплинарку неохота…

Старший конвоя вызверяется:

- А что ты предлагаешь?! Прорываться силой?! Здесь четверть города уже – нас на кусочки разорвут раньше, чем ты на газ нажмёшь! Езжай, куда показывают, и не вякай – и без тебя тошно…

Из автозака я выхожу уже совершенно иначе – наручники надеты, но впереди; да так, что я, при желании, могу спокойно вытащить руки. Что совершенно случайно и делаю – машинально чешу правой рукой нос и засовываю её обратно… Мои конвоиры напрягаются – и расслаблено вздыхают; из толпы доносятся несколько одобрительных возгласов, а самих конвоиров прекращают буравить откровенно злобные взгляды населения. Кто-то даже кричит: «Эй, Серый, Макс! А я уж думал – вы вкрай скурвились!», на что «второй» конвоир молча втягивает голову в плечи. В полутьме коридора старший бурчит «Спасибо, Следопыт…», и меня наконец водружают в камеру. Помещение несколько более тесное, чем предыдущее – зато с куда большим окном, даже открывающимся! Естественно, решётка на месте – но воздух свежее, да и сама камера имеет вид свежеубранной и совершенно нежилой. Перевожу дух…