Будешь моей, детка

Куда там Соболевскому — ему и вполовину так не удалось меня напугать, как декану. Обучение в нашем вузе стоит совершенно нереальных денег, даже с учетом того, что пятьдесят процентов за меня оплачивает стипендиальный фонд. Без этой скидки денег, оставленных мне бабушкой в наследство, не хватит даже на то, чтобы доучиться второй курс.

— Это недоразумение, — повторяю я горячо. — Честное слово! Родители заплатят!

— Я очень на это рассчитываю, — говорит она мягко. — Ты очень способная девочка, Оля. Твоя победа на городской студенческой олимпиаде это доказала. Я бы рада была учить тебя бесплатно, но у нас нет бюджетных мест. Совсем. Это сугубо коммерческие специальности, понимаешь? Обучение на английском, преподаватели из-за рубежа — это все стоит денег.

— Понимаю, — отзываюсь я, а сама извожусь от мыслей о том, что же такое случилось с платежом, раз он не дошел. Может, папа неверно что-то оформил? И деньги потерялись? Надо скорее прийти домой и все проверить.

На кону мое будущее. Будущее, ради которого моя любимая бабушка, рискуя вызвать на себя гнев родственников, оставила мне все свои сбережения. Включая деньги за проданную двушку. И написала в завещании, что все это должно пойти на мое образование. Родители сначала хотели купить на эти деньги квартиру и сдавать ее, но я пригрозила им пойти во все СМИ,  рассказать эту историю и опозорить их на весь город, и они нехотя согласились платить из этих денег за учебу. Хотя я буквально каждый день выслушивала от них, что я дура и что все это полная блажь. Напрасная трата денег.

— Я сегодня же все решу, Ираида Ивановна! — твердо говорю я, вежливо прощаюсь и выхожу из ее кабинета. Так же вежливо говорю «до свиданья» нашей секретарше, а Лилия Матвеевна смотрит на меня волком и презрительно фыркает в ответ. Но это ее нормальное состояние, так что я не беру в голову.

Открываю дверь, ведущую из деканата в коридор, и тут же испуганно захлапываю обратно. Сердце колотится, как пойманный воробей, потому что там — в коридоре — я вижу спину Соболевского. Он стоит там один, без своей компашки, но менее страшно мне от этого не становится.

— Что? — агрессивно спрашивает Лилия Матвеевна, потому что ей явно непонятны мои метания туда-сюда.

— Можно я у вас посижу, — прошу я.

— Нет, нельзя! Тебя там кавалер твой не заждался? Еле оторвала его от тебя в столовой. Ну что такое, ни стыда ни совести. Стоят там, обжимаются…

— Он не мой кавалер, — тихо говорю я. — Он…приставал ко мне. Понимаете? Я его боюсь. А он там стоит и ждет меня. Вы можете что-то с ним сделать?

Лилия Матвеевна вздыхает и смотрит на меня с обидной жалостью:

— Васильева, ты ж неглупая девка. Ну что такая, как я, может сделать такому, как он? Ты разве не в курсе, чей он сынок? Тут у нас куда ни плюнь, попадешь в наследника заводов и пароходов.

— Но вы так с ними разговариваете всегда, — бормочу я растерянно. — Как будто не боитесь.

— Не боюсь, — соглашается она. — Но в пределах разумного. По учебе могу хвосты накрутить, потому что папочки и мамочки хотят, чтобы их наследники хорошо учились. А про поведение и слова поперек не скажу. Не хочу новую работу искать. Пойми, девочка: этим золотым деткам можно все, что позволяют им их родители. А они им позволяют буквально все.

Я стою, уставившись в пол. Слезы все же не удерживаются и падают на туфли, расплываясь неаккуратными мокрыми кляксами.

— Халат хочешь? — вдруг спрашивает меня Лилия Матвеевна.

— Какой халат? — шмыгаю я носом.

— У нас в шкафу техничка свой халат хранит запасной. И ведро. Можешь взять. Сумку свою в ведро спрячешь, волосы косынкой завяжешь — он и не узнает тебя, если быстро прошмыгнешь.

— Вы серьезно? — лепечу я. — Правда готовы мне помочь?

— Выйдешь через запасный выход, на первом этаже под лестницей есть такая синяя дверь.

И она кладет передо мной ключ.

— Там рядом кладовка, оставь в ней ведро и халат, я заберу потом. Ключ завтра занесешь.

— Спасибо! Спасибо! Вы даже не представляете, как помогли мне! Я вам теперь должна! Что угодно буду делать! Бумаги могу перебрать, могу полы помыть, могу…

— Поторопись, Васильева, — обрывает она мой поток благодарностей. — А то этот ждать долго не будет. Если зайдет сюда — я тебе уже ничем не помогу.

Я быстро напяливаю на себя длинный халат, низко повязываю косынку и горблюсь, чтобы быть как можно больше непохожей на себя.

— Спасибо вам, — повторяю я. — Вы мой спаситель.

— Это временная мера, — говорит она и вздыхает. — Завтра ведь ты снова придешь на учебу. И вечно бегать от него не сможешь.

— Завтра я что-нибудь придумаю! — обещаю я.

— Ну-ну, — Лилия Матвеевна скептически поджимает губы.

Она явно не верит, что мне это удастся. Но тем не менее помогает мне. А значит, мир — не такой уж несправедливый и бессердечный, каким он мне казался в тот момент, когда я стояла в капкане рук Соболевского.

Глава 2. Новые обстоятельства