Будешь моей, детка

Я поднимаю глаза, вижу его издевательскую ухмылку и понимаю, что именно к своему паху и тянет меня Соболевский, наслаждаясь тем, что на нас сейчас все смотрят. Еще бы! Такое представление!

— Зря бегала от меня, детка, — шепчет он, и его темные, почти черные глаза похожи на бездну. — Отсосала бы мне в машине без свидетелей — самой же проще было бы. А сейчас при всех поработаешь.

На глаза наворачиваются слезы, меня трясет.

— Не надо! Я не хочу! Пожалуйста!

— Что не хочешь? — приподнимает он бровь. — Ну давай, скажи это своим чистым правильным ротиком.

— Не хочу э-это…

— Делать минет? Отсасывать?  — любезно предлагает он мне варианты, а я удушливо краснею.

Слышу смех, голоса, пошлые выкрики. Кто-то нас фотографирует, а кто-то даже, кажется, снимает мой позор на видео.

Но Соболевскому словно плевать на всех. Он бесцеремонно проводит большим пальцем по моим губам. Гладит, очерчивая их контур, а потом настойчиво размыкает подушечкой пальца губы, проникая внутрь, и я случайно касаюсь его кончиком языка. Ощущаю горьковатый, отдающий сигаретами вкус его кожи.

Вздрагиваю, поднимаю глаза. Мой взгляд встречается со взглядом Соболевского, и у меня останавливается дыхание, потому что в нем уже не ярость. Какое-то другое чувство. Но столь же дикое, темное и еще более опасное. У меня странным образом тяжелеет внутри, словно это темное и страшное проникло и в меня тоже.

— Бесишь, — выдыхает он почти беззвучно, вздергивает меня на ноги и впивается в мой рот, грубо проникая внутрь языком. Целует, а потом резко отталкивает и показательно сплевывает на ступени слюну.

— План по благотворительности я на этот год выполнил! — громко объявляет Соболевский всем собравшимся зрителям.

Его поддерживают дружным смехом.

— Эй, Соболь, ты ж ее трахнуть хотел! — кричит кто-то.

— Тебя, блядь, не спросил, — скалится он. — Сам разберусь, кого мне ебать. Вот ты, кстати, подойдешь!

Соболевский хватает какую-то девку и показательно ее приобнимает. Она визгливо смеется и идет вместе с ним в универ. Двери там уже открыты. На меня Соболевский даже не оглядывается.

А я стою там, где он меня оставил. Никак не реагирую на похабные шутки и тупые вопросы, обращенные ко мне, поднимаю сумку, отряхиваю ее и просто жду, пока толпа на крыльце рассосется. Во рту все еще его вкус. Если можно изнасиловать поцелуем, то Соболевский сейчас со мной это сделал. Я чувствую себя грязной. Грязной, бедной и ничтожной. Может, и правильно, что я скоро вылечу из этого престижного университета. Мне тут не место. Кто я и кто они?

Буду учиться на медсестру или на учителя начальных классов, а потом пойду работать в поликлинику или школу. Или в автосервис, где работают родители. Там хотя бы зарплата чуть повыше, чем у бюджетников.

— Нет, — вдруг говорю я сама себе. Тихо, но твердо. — Ну уж нет.

И звоню по тому самому телефону, который я нашла ночью. ***

Контора, куда я еду устраиваться, находится на другом конце города. Почти час дороги с тремя пересадками! Это жутко выматывает! Хоть я и заехала домой после университета переодеться, но выгляжу сейчас не лучшим образом. Блузка прилипла к спине, волосы взлохмачены, а на лице видны все мои переживания и бессонная ночь.

Покружив по незнакомому району и найдя наконец нужный мне дом, я достаю карманное зеркальце и, как могу, привожу себя в порядок. Приглаживаю встрёпанные волосы, щипаю себя за бледные щёки, чтобы на них появился хоть какой-то румянец. А губы можно не трогать, они и без того алые и припухшие. Натертые щетиной. До сих пор.

Вздрагиваю, вспоминая наглый язык, который хозяйничал у меня во рту, и жесткие губы, так уверенно прижимающиеся к моим. Соболевский не нежничал со мной, был груб и резок, но… Но я почему-то вспоминаю снова и снова и сам поцелуй, которым наглый мажор явно хотел наказать меня, и его руки, которые гладили меня по спине и затылку и были неожиданно бережными для того, кто предлагал мне отсосать ему на крыльце университета.

— Кто? — спрашивает хриплый, но определённо женский голос в домофоне.

— Это Оля. Васильева, — торопливо отвечаю я. — Я вам звонила, по поводу работы.

— Второй этаж, кабинет 13. В конце коридора, — сухо информирует она меня и отключается.

Дверь пищит, открываясь, и я вхожу. Это не похоже на сияющий стеклом и металлом офисный центр. Скорее на какой-то старый дом, в котором вместо квартир — кабинеты. И на каждом табличка. Маникюр, парикмахер, нотариус, ломбард…

Я поднимаюсь на второй этаж по лестнице и сразу вижу тринадцатый кабинет. Надпись на нем ни о чем мне не говорит: агенство «Pretty woman».

Я стучусь, мне кричат:

— Входите, не заперто.

Делаю короткий вдох, одёргиваю юбку, блузку, поправляю волосы и вхожу, стараясь выглядеть максимально взрослой и серьезной.

На подоконнике у открытого окна сидит нога на ногу женщина и курит, стряхивая пепел в горшок с цветком.

— Привет, Оля Васильева, — говорит она. — Я Рита. Щас, докурю — и поговорим.