Будешь моей мамой

– Ты – совершенно героическая личность, вот что я думаю. Даже Пашка сказал, ни за что в море не сиганул бы, если бы плавать не умел. А он у нас вообще бесстрашный рыцарь. Что уж обо мне говорить. Я и в лужу бы не полез, если бы плавать не умел.

– Глупости какие. – Ольга попробовала вывернуться из-под его прохладной руки, но Игорь обхватил ее лицо уже обеими руками, не давая отвернуться. Ольга слегка запаниковала и быстро спросила: – Даже ради Чижика не полезли бы? Так не бывает.

– Ну… некорректная постановка вопроса. – Игорь неожиданно для себя смутился, убрал руки и даже отвернулся. – Ради Чижика я… В общем, я имел в виду, что ради чужих людей никто бы ничего подобного… – Он вдруг опять запнулся, быстро глянул на нее и испуганно произнес: – Оленька, я чушь какую-то говорю, ты не обращай внимания! Конечно, ты Аньке не чужая, и Анька тебе… Я совсем другое сказать хотел!

– Я понимаю. – Ольга не смотрела на него. – Я все понимаю, Игорь Дмитриевич, не беспокойтесь.

– Нет, ты, наверное, не понимаешь. – Он отвернулся, помолчал и выдавил напряженным, чужим голосом: – Наталья… ну, моя бывшая жена… она бы ради Чижика и в лужу не шагнула. Чтобы туфли не испачкать.

Ольга ему не поверила, но возражать не стала. Если мужик что в голову взял, это потом и колом не выбьешь. Мужик всегда все лучше всех знает и лучше всех во всем разбирается. А если и не разбирается – все равно во всем прав потому, что мужик. Молчание становилось тяжелым, и Ольга от неловкости спросила:

– А бедная старушка Дафна – кто?

Игорь Дмитриевич повернулся к ней и заулыбался облегченно:

– Дафна – та самая дельфиниха, которая тебя из воды вытолкнула. Самая умная во всем дельфинарии. Этери даже считает, что Дафна умнее очень многих людей. И характер у нее замечательный – такая веселая, и добродушная, и игривая, как котенок… Ты ее испугалась, да? Признайся.

– Да, – призналась Ольга. – Ну и что? Они все такие большие, и зубы как у крокодилов… Мало ли что…

– Не обманывай. – Игорь Дмитриевич погладил ее по голове и вздохнул. – Ничего ты не испугалась, ты вообще ничего не боишься. Завтра в Геленджик поедем, там платный дельфинарий есть, для туристов. Посмотришь, сколько народу с дельфинами хотят поиграть и даже деньги за это платят. И никто не боится, даже совсем маленькие дети. Поедем?

– Поедем, – рассеянно согласилась Ольга. Чего ж не поехать… Ведь не будут же ее заставлять играть с дельфинами в этом их платном дельфинарии? – Только я думаю, Катерина Петровна меня не пустит, если температура не упадет.

– Упадет, – успокоил ее Игорь Дмитриевич. – Это не простуда, это шок. Поспишь – и все пройдет.

Он наклонился, взялся за подушку, собираясь поправить ее, и вдруг замер, изумленно подняв брови и открыв рот.

– Что это? – Игорь Дмитриевич вынул руку из-под подушки и выпрямился. В руке тускло блеснул кинжал в чеканных серебряных ножнах. – Это что ж такое, а? Ты что – всегда оружие в постели хранишь?

И он стал хохотать. Смеялся и смеялся, и никак не останавливался, а потом вынул кинжал из ножен, увидел тонкое деревянное лезвие и захохотал еще сильнее.

Ольга сжимала зубы, хмурила брови, морщила нос, но ничего не помогало, и она тоже засмеялась.

– Это Павел подарил, – смущенно призналась она. – Нож для разрезания бумаги. Я увидела, сказала, что очень красивый, а он сразу подарил. Говорит – такой закон. Так неловко получилось…

Игорь Дмитриевич перестал смеяться, вложил деревянный кинжал в роскошные серебряные ножны, сунул ей под подушку и опять низко склонился к ней.

– Оленька, а что-нибудь мое тебе нравится? – очень серьезно спросил он, глядя ей в глаза.

Ольга опять запаниковала и, наверное, от этого ляпнула не подумав:

– Конечно. Мне все нравится, абсолютно все.

Только…

– Хорошо, – перебил ее Игорь Дмитриевич решительно. – Очень хорошо. Я на это надеялся…

Все твое. Дарю.

– В каком смысле? – испугалась Ольга. – Мне ничего не надо… Я же совсем не поэтому сказала!

– Поздно, – еще решительнее перебил Игорь Дмитриевич. – Такой закон. Спроси у Пашки, если мне не веришь. Все, что нравится, – положено дарить. Оленька, я что-то не понял: а я-то тебе нравлюсь?

Ой, ну вот зачем он так шутит? То есть нет, не похоже, что шутит, но это еще хуже… В любом случае она не умеет вести легкий разговор в таком ключе. Она вообще не умеет вести легкие разговоры. Каждый раз ей так безумно неловко, каждый раз она так теряется, будто оказалась на сцене в разгар незнакомой пьесы, а роли своей не знает, а софиты в глаза, а темная яма зрительного зала насмешливо и ожидающе молчит, а поджилки трясутся, а плакать- это уже и вовсе позор… Ольга зажмурилась и, не выдержав, всхлипнула.

– Понял: я тебе не нравлюсь, – очень ненатуральным веселым тоном произнес Игорь Дмитриевич и поднялся. – Но из милосердия ты не хочешь обидеть меня честным ответом. Или наоборот? Может, ты боишься сказать, что я тебе нравлюсь, потому что не можешь принять такой дорогой подарок? Так не бойся, для меня это пустяк… Самое дорогое, что у меня есть, – это Анна. Оленька, тебе Анна нравится?