Будешь моей мамой

Игорь пошарил в углу балкона, нашел еще один раскладной табурет, уселся на нем рядом с Ольгой, обнял ее за плечи одной рукой, а другой обхватил обе ее тонкие холодные ладошки и прижал их к своей горячей щеке. Против обыкновения она не отобрала рук и не отстранилась.

Оказывается, молодая весенняя радость вовсе и не умирала в нем, она просто спала где-то в своем укрытии в области солнечного сплетения, а теперь вот проснулась, высунула нос, захлопала голубыми наивными глазами…

«Заглохни, – приказал Игорь своей молодой весенней радости. – Ничего не происходит. Она просто расстроена, ей сейчас абсолютно все равно, кто ее обнимает». – «Ну да, ну да, – робко согласилась молодая весенняя радость. – Я ничего, я просто так. Я еще немножко побуду, ладно?»

Муська заворочалась у него на плече, спрыгнула ему на колени и, переливчато мурлыкая, перебралась на колени к Ольге. Ольга высвободила одну руку из ладони Игоря и стала гладить котенка.

– И зачем ты за него вышла, – с досадой пробурчал Игорь и тут же спохватился, успокаивающе погладил Ольгу по плечу: – Извини. Это я не подумав ляпнул.

– Да я и сама потом размышляла. – Ольга глянула ему в лицо отсутствующими глазами. В них отражалось все звездное небо. – Галка говорит, сдуру. Решила, мол, что Григорий на отца похож… У меня папа незадолго до этого умер. Он намного старше мамы был… На двадцать шесть лет. Когда они поженились, маме исполнилось двадцать два, а ему сорок восемь, представляете? И они очень любили друг друга, всю жизнь. Я знаю. Когда папа умер, мама осталась одна. То есть с нами, конечно, но все равно одна. Она мне рассказывала, как это страшно, когда одна… Как будто одна половина души умерла, а живая половина – все равно только половина… Инвалид. И ей все время больно. И я всегда боялась, что буду одна. Ну и вышла замуж. Я теперь думаю, что поэтому. Но тогда думала, любовь до гроба… И все такое. Но все равно была одна. Только когда Шурка появилась… Но потом – еще хуже… Я думала, никогда больше ее не увижу. А потом мама погибла. А брат – чужой… Я ему не нужна. Игорь Дмитриевич, вы очень хороший. Я в молодости верила, что такие бывают, а потом как-то…

– В молодости… – смущенно буркнул Игорь. – И давно это было?

– Давно. Это было так давно, что уже и неправда. Целую жизнь тому назад. А теперь оказывается, что – правда. Вы очень хороший человек, очень… И так все получилось с Чижиком, а тут если еще и Шурка приедет…Ольга замолчала, глубоко вздохнув, и Игорь быстро спросил:

– Почему – если? Обязательно приедет, ты не бойся.

– Я боюсь проснуться, – вдруг горячо зашептала Ольга. – Я боюсь: просыпаюсь – и ничего этого… ни Чижика, ни вас, ни Шурки, ни Муськи, ни квартиры… И я опять совсем одна. Ведь не может быть, чтобы все это на самом деле было, правда? Ведь на самом деле так не бывает…

– Посмотри на меня, – велел Игорь.

Ольга качнула головой, и он выпустил ее руку, обхватил ладонями ее щеки и осторожно повернул лицом к себе. Она зажмурилась, пряча от него полные звезд глаза, но звезды тут же поплыли из-под ее ресниц, в каждой капле слезы – все звездное небо.

– Не плачь, – шепнул Игорь, стирая пальцами с ее щек звезды. Потом осторожно подхватил ее, пересадил к себе на колени и обнял.- Не плачь, пожалуйста.

– Я никогда не плачу, – решительно возразила Ольга и зарыдала, уткнувшись лицом ему в грудь и вцепившись руками в свитер.

– Тише, тише, тише, – забормотал Игорь, крепко прижав ее к себе и укачивая, как ребенка. – Не плачь, Оленька… То есть поплачь, это нормально, иногда нужно. Только ты не бойся ничего. Вот увидишь, все будет хорошо. И ты никогда не будешь одна. У тебя все будут – и Чижик, и Шурка, и Муська, и… я. Всегда. Ты ведь не против?

Ольга отчаянно плакала, давя всхлипы и дрожа. Она ничего не ответила. Скорее всего, просто не слышала его слов. Муська завозилась между ними, недовольно тявкнула и полезла на волю, путаясь в кистях шали.

– Вот видишь, – бормотал Игорь, совершенно не думая, что говорит. – И Муська со мной согласна. И все со мной согласны. Все-все-все… Вся наша большая дружная толпа. Я так думаю, если всех подсчитать, нас будет даже больше, чем Калмахелидзе. А когда Шурку замуж отдадим, она нам еще нарожает… Ты только представь, сколько у нас с тобой народу будет! И все свои. А ты говоришь – одна…

– Зачем? – Ольга замерла, не отрывая лица от его груди, и голос ее прозвучал глухо и от этого как-то особенно испуганно.

– Что – зачем? – не понял Игорь.

Ольга оторвалась от него, вытерла лицо шалью, глубоко вздохнула и сипло спросила, напряженно глядя ему в лицо:

– Вот это все – зачем? Вам какая от этого польза? От всей толпы? Вам разве это не мешает? Чужие… Думай обо всех… А потом – расход какой!

– Как это чужие? – удивился Игорь. – Это почему вдруг чужие? Что-то я тебя не понимаю.

– А Инга Максимовна что говорит? – помолчав и повздыхав, спросила Ольга. – Она не против, что вы Шурку к себе перетащили?