Будет скафандр – будут и путешествия

– «Как будто» она умирает, – поправила меня Крошка. – Сослагательное наклонение. Но я не думаю, что ты прав, убить ее не так-то просто, да они и не посмели бы, только в крайнем случае, чтобы не дать ей сбежать. Она нужна им живой.

– Почему? И почему ты зовешь ее «Материней»?

– Не все сразу, Кип. Я зову ее Материней, потому что… ну, потому что это то, что она есть. Сам поймешь, когда ее увидишь. Убивать же ее им нет смысла, потому что заложником она им нужнее, чем трупом. По той же самой причине они не убили и меня. Хотя она, разумеется, куда как им нужнее, чем я – меня они спишут, не моргнув глазом, если я начну создавать для них проблемы, и тебя тоже. Но коль скоро она была жива, когда ты ее видел, то можно допустить, что она снова попала в плен, весьма вероятно, что ее держат по соседству с нами. От одной мысли об этом у меня сразу поднялось настроение.

О себе я этого сказать не мог.

– Слушай, а где мы находимся, собственно говоря?

Крошка глянула на свои часики с Микки-Маусом на циферблате, нахмурила лоб и сказала:

– По-моему, на полпути к Луне.

– Что?!

– Знать-то точно я, конечно, не знаю. Но кажется естественным, что они решат вернуться на свою ближайшую базу, откуда мы с Материней и пытались бежать.

– Ты хочешь сказать, что мы в корабле?

– Либо в том, который увела я, либо во втором, где ж, по-твоему, еще?

– В психиатричке.

Она уставилась на меня во все глаза, потом усмехнулась.

– Ну, что ты, Кип! Ты ведь не утратил еще чувства реального.

– А кто его знает! Космические пираты, Материни какие-то!

Она нахмурилась и прикусила большой палец.

– Да, пожалуй, такие события могут сбить с толку. Но верь своим глазам и ушам. Я-то чувства реального никогда не теряю, смею тебя уверить. Я, видишь ли, гений.

Слова ее звучали не похвальбой, а просто спокойной констатацией факта и не вызвали у меня даже тени сомнения. Хоть и услышал я их от тощей девчонки, играющей с тряпичной куклой.

Но вряд ли ее гениальность сможет нам сейчас помочь.

– М-мда, космические пираты… – продолжала Крошка. – Не в названии, конечно, дело, но действуют они в космосе и действуют по-пиратски, так что суди сам. Что же касается Материни… то подожди, пока ее увидишь.

– А она-то как сюда затесалась?

– Сложная история. Пусть лучше она сама тебе расскажет. Вообще-то она полицейский, который их преследовал, и…

– Полицейский?

– Боюсь, что здесь сказывается очередное семантическое несоответствие. Материня понимает, какой смысл мы вкладываем в слово «полицейский», и, сдается мне, считает данную концепцию невразумительной, если совсем не невозможной. Но как же иначе называть личность, занимающуюся розыском и преследованием преступников, если не «полицейским»?

– Похоже, что больше никак.

– Вот и я про то же. – Она снова взглянула на часы. – Но сейчас нам пора за что-нибудь зацепиться, потому что через несколько минут мы будем на полпути к Луне, а все эти развороты через голову ощущаются даже в креслах с ремнями.

– За что же здесь зацепиться?

– Особенно не за что, конечно. Но если мы сядем в самой узкой части комнаты и упремся друг в друга, то сумеем удержаться на месте.

Так мы и сделали.

– Крошка, а откуда ты знаешь, когда они начнут разворачиваться?

– Сознания я не теряла – они просто схватили меня и затащили вовнутрь, поэтому время старта мне известно. Принимая за место назначения Луну, что самое вероятное, и, исходя из того, что весь перелет происходит при одном «g», поскольку я не чувствую никаких изменений в своем весе… А ты чувствуешь?

– Вроде нет.

– Вот видишь, а то мое чувство веса может быть нарушено долгим пребыванием на Луне. Итак, если эти предположения верны, продолжительность полета составляет три с половиной часа, а расчетным временем прибытия следует считать 9.30, так что разворот приходится на 7.45, то есть на сейчас.

– Что, разве уже так поздно? – Я посмотрел на часы. – На моих только без четверти два.

– Твои часы показывают время твоего пояса. Мои показывают принятое на Луне гринвичское. Ого! Начинается!

Пол накренился, изогнулся и ушел из-под меня. Голова пошла кругом, внутренности делали сальто-мортале. Потом все успокоилось и головокружение прошло.

– Ты как, в порядке? – спросила Крошка.

Напрягшись, я сфокусировал взгляд.

– Вроде да.

– Их пилот разворачивается быстрее, чем осмеливалась я. Теперь уже совсем все ясно. Мы летим на Луну. Будем там через час сорок пять.

Я все еще до конца не верил.

– Слушай, Крошка. Это что же за корабль, если он способен гнать всю дорогу до Луны при одном «g»? Секретный, что ли? Да и ты-то как очутилась на Луне? И зачем тебе понадобилось красть корабль?

Вздохнув, она заговорила с куклой:

– Любопытный он мальчик, мадам Помпадур. Кип, как же я могу отвечать на три вопроса сразу? Это – летающая тарелка, и…

– Летающая тарелка! Дальше можешь не продолжать!

– Перебивать невежливо. Можешь назвать ее как тебе заблагорассудится, официально установленного термина все равно не существует. По очертаниям она на самом деле больше походит на буханку ржаного, такой приплюснутый у полюсов сфероид, то есть форма, определяемая…