— Переночуешь, а завтра тебя отвезут домой. Лучезару и Будевому я не посылал сообщений, — спохватился Куракин. — Сам объяснишь. Мне не до того.
«Лучезар у нас кто?» — озадачился Кирилл.
«Судя по всему, Курьян Матвеевич, наш юрист», — сообразил я.
На мобиле рода Куракиных меня доставили в родовое поместье на следующий день утром.
— Как раз успеешь послушать отповедь мачехи, — съязвил Фалулей.
Собственно, так оно и получилось. Единственная разница была в том, что я не ночевал в особняке. А так фразы звучали без искажения.
— Курьян Матвеевич, можно с вами поговорить? — обратился я сразу к юристу, как закончили с документами.
— Молодому господину что-то непонятно? — продемонстрировал он свою коронную акулью улыбку.
— По документам вопросов нет, у меня для вас сообщение от главы рода Куракиных.
Юрист кривляться и скалиться сразу перестал, молча последовав за мной.
— Чтибор вчера умер, — сразу огорошил юриста. — Похороны завтра на рассвете. Куракины приглашают вас и Будевоя.
«Акулья челюсть» сделала «клац». Мне ни разу не доводилось видеть такого выражения лица у семейного юриста. Кирилл хихикал, Фалулей ржал, а я стоял со скорбной физиономией и сдерживался изо всех сил.
— Хм… простите, Кирилл Ростиславович, — наконец обрёл дар речи Курьян Матвеевич, — а вы откуда в курсе?..
— Чтибор мне свой дух передал, — отодвинул я повязку на ладони. Юрист повторно изобразил неодушевлённый предмет. Через минуту опомнился. Промямлил что-то насчёт Мартына и вышел из комнаты.
— Пойдём в спальню, арку-портал в шкафу сделаем, — тут же придумал мне занятие Фалулей.
— Хотел сейчас съездить за медальоном на право вождения, — напомнил я.
— Хорошо, давай за медальоном.
Савву я отловил без вопросов. Он что-то попытался мявкнуть о смене места работы, но лёгкого ментального воздействия хватило, чтобы это пресечь. Я только сейчас сообразил, почему его всегда старались убрать с должности моего водителя. Савва возил управляющего и доктора на рудник. Пусть он не понял то, что видел, но мог обмолвиться и не только мне. Нарушить мой прямой приказ он не мог, потому подождал меня, пока я сдавал вождение, и вернул в поместье. Управляющий и юрист уже успели смотаться к Куракиным и буквально набросились на меня с вопросами.
— Вы ещё громче кричите, что я делал на капище, — огрызнулся в ответ и выглянул в коридор. Убедившись, что никто нас не подслушивает, вернулся и сел в кресло с независимым видом.
— Кирилл, откуда… — начал управляющий, но я его прервал.
— Это у меня к вам вопрос. Почему вы бросили Чтибора и не забрали в город?
— Я не мог.
— Мог! — рявкнул я. — Лично я смог. Взял в станице фургон и привёз Матвея. Вы же проявили халатность!
Юрист недовольно покосился на Мартына, но промолчал.
— За доктором я сразу с утра поехал, — стал оправдываться управляющий. — Яков Семёнович заверил, что это обычное магическое переутомление.
Я грозно насупил брови, но дальше обвинять не стал. Без меня разберутся те, кому нужно. Магия язычников отличается от общеизвестной. Как мог доктор определить магическое истощение у того, кто проводил ритуал, используя совершенно другую магию?
«Так и продолжай напирать, обвиняя Мартына», — поддержал меня Фалулей.
До конца дня я из своих апартаментов не выходил. Оформил арку-портал, но нить из неё не брал. Не думаю, что смогу воспользоваться этим порталом. Фалулей посоветовал сделать его на всякий случай. Обсудили с друзьями линию нашего поведения. Кирилл сильно волновался, что мне не поверят. Как ни крути, но мне официально шестнадцать лет. Язычником не явлюсь, бороды не имею и так далее по списку. Я тут же привёл бесспорный аргумент на своей ладони. Выпуклый узор дискомфорта совсем не доставлял.
Разбудили меня затемно. Церемония похорон должна состояться на рассвете, и мы поспешили приехать заранее. В особняке Куракиных было многолюдно. Люди вежливо здоровались, вели себя тихо и лишних вопросов не давали. Женщины с опухшими от слёз глазами тоже не издавали лишних звуков. Я так и не понял, кто из них мать Матвея. Да мне и неважно это было. Хотелось поскорее закончить с неприятной церемонией.
На меня смотрели с недоумением. Разве только глава Харченко не спускал глаз. Я для него человек новый, непонятный. А меня ещё поставили в очередь на прощание сразу после Мишки. Считай, стал близким родственником. Традиции поминок в этом мире тоже существовали. Фалулей потребовал подробностей. Я пояснил, как это принято у нас, посмотрели, как поминают в этом мире. Хлебнули чего-то алкогольного из общей огромной чаши, закусили.
Куракины горевали, ближники из рода Анохиных вполне достоверно изображали на лицах скорбь. Только Харченко с подручными даже не пытался демонстрировать сострадание. Он ждал, когда можно покинуть застолье и добраться до меня.
— Назар Филиппович, извольте пройти в мой кабинет, — предложил Куракин, как только гости насытились и стали расходиться.
— Вот дух нашего Матвеюшки, — приобнял меня за плечи старший Куракин, знакомя с главой рода Харченко.
Повязку я развязал и молча продемонстрировал символ Перуна.