Будет все, как ты захочешь

– Мамочка моя! Мамочка самая красивая! Гламурная! А кто нассал на кухне? Парамаунт, мать его! Гони взашей блохастый мешок! Катарина, ты стерва! Бриллианты – лучшие друзья девушек!

У Арчи начался приступ болтовни.

Свекрища приблизилась к попугаю и посадила его себе на плечо.

– Замолчи, котик, я завтра разрешу тебе съесть орехи. Много орехов, только помолчи.

– Орешки! Орешки жрать вредно! После девяти я не жру! Ката, ты корова, садись на диету.

Зажав попугаю клюв, Розалия поспешила в столовую. Там она остановилась у стола и пересадила Арчи на спинку стула.

– Сиди здесь и помалкивай, я скоро приду.

В кухне свекровь услышала:

– Сиди здесь и помалкивай! Да пошел ты! Сам иди! Лизка сожрала кусок мяса со стола! Ай, паршивка!

Потом Арчибальду надоело вести беседу с собой, любимым, и он вновь вернулся в гостиную.

Гликерия Модестовна проснулась в три пятнадцать и, ощутив непреодолимое желание проглотить пару-тройку бутербродов с ветчиной или сыром, вознамерилась немедленно осуществить задуманное. Единственное, чего она боялась, так это разбудить Копейкиных. Розалия не раз твердила, что после девяти вечера жрать вредно для здоровья, и Гликерии Модестовне жутко не хотелось, чтобы ее засекли за поеданием калорийной пищи глубокой ночью. Скинув с себя одеяло, Шухеровская сладко потянулась и свесила ноги вниз.

Пребывая в полной уверенности, что в коттедже все спят крепким сном, она бесшумно подошла к двери.

В коридоре она едва не грохнулась на пол из-за маячившего под ногами Парамаунта.

– Отойди, пусть тебя хозяева кормят, я сама жрать хочу как собака.

А в гостиной Гликерия услышала то, от чего у нее по спине пробежались мурашки.

– Жрать после девяти вечера вредно! Хватит жрать!

Женщина разинула рот. Арчибальд сел ей на плечо.

– Я разрешу тебе съесть много орехов! – повторил попугай слова свекрови.

Модестовна отмахнулась: – Нужны мне твои орехи как рыбке зонтик. Я лучше бутербродиками заправлюсь.

– Сиди здесь и помалкивай! – не унимался Арчи.

– А ты мне не указывай, – разозлилась Гликерия. – Куда хочу, туда и иду. Что ж мне, по-твоему, на голодный желудок спать ложиться?

– Мамочка!

– Да отвали ты! – выругалась Шухеровская.

Арчи в долгу не остался:

– Закрой клюв, корова! Где моя помада? Стерва кривоногая!

А потом начался вышеупомянутый триллер. Гликерия Модестовна пересекла столовую, зашла в кухню и увидела следующую картину. Возле открытого холодильника стоит какая-то баба, тырит сок и – о боже! – держит в руках пистолет.

Забыв о еде и вообще обо всем на свете, Шухеровская, моментально перевоплотившись в телохранителя, одним прыжком оказалась рядом с Розалией.

Наталья вскочила от жуткого визга и отборного мата. Выбежав в коридор, она услышала доносившуюся с первого этажа возню и гул Гликерии Модестовны.

Борьба проходила на кухне. Натка щелкнула выключателем и отскочила в сторону.

Гликерия заламывала руку лежащей на животе незнакомке и громко вопила:

– Наташка, я же говорила, что жизни Розалии Станиславовны угрожает опасность. Вы с Каткой мне не верили. Теперь смотри. Поймала с поличным злоумышленника. В дом к вам пробралась. Сволочь! С оружием!

«Сволочь», она же «злоумышленник», подняла лицо и заголосила:

– Чтоб тебя разорвало, гадина! Ты на кого руку подняла? Пусти меня!

Натка выбежала вон. В гостиной она столкнулась с перепуганной Катариной.

– Кто кричит?

– Ой, Ката, Гликерия Модестовна грабителя поймала.

– Где?!

– На кухне.

– Что?

– Иди сама посмотри, лежит там, матерится, а рожа страшная. Уф! Я милицию вызову.

Схватив Натку за руку, Ката влетела на кухню и похолодела. Гликерия Модестовна практически сидела на Розалии.

– Вот она, голубушка, – с чувством проговорила Наталья.

– Ката, скажи этой кретинке, чтобы немедленно меня отпустила.

Натка насторожилась.

– Знакомый голос.

– Гликерия Модестовна, что вы делаете?

– Грабителя обезвреживаю.

– Это не грабитель. Это Розалия Станиславовна!

– Не гони пургу! Что ж я, мордуленцию нашей Розалии Станиславовны не отличу от рожи этой уродины!

– У кого мордуленция? У кого рожа? У меня?! Ну все, ты только что подписала себе смертный приговор!

Катарина попыталась высвободить свекровь, но Шухеровская гаркнула:

– Не лезь! Зашибу!

– Это Розалия!

– Нет.

– Да!

– Уйди, сказала.

– Это она!

– Не она! Харя неидентична.

– Но это ее харя!

– Ката, стерва, следи за словами! – хрипела Розалия.

Поняв, что не признала в незнакомке в пижаме Розалию Станиславовну, Натка бросилась в спальню к свекрови.

Притащив огненно-рыжий парик, она надела его на голову Розалии и возвестила:

– Ну, а теперь похожа?

Гликерия Модестовна присмотрелась.

– Опочки! Чуток походить стала.

– Я вас всех сейчас на куски порву! Слезь с меня, груда металлолома! Принять меня за грабителя – абсурд!

– А пистолет?

– Протри зенки, уродина! Это фонарик!

Шухеровская растерялась.

– Так это… Лицо… Оно ж совсем чужое.

– Дебилка!

– А что с лицом? – недоумевала Гликерия.

Ката обняла свекровь за плечи.

– Ничего особенного, просто Розалия Станиславовна сейчас без грима.

– Чтоб меня волки сожрали! Ну, ей-богу, не признала я вас.

Розалия растирала ноющее плечо.