Будни банкира (СИ)

"До своих не дотяну", - отчётливо понял Бричкин.

Он направил машину вниз.

Поле, небольшое картофельное поле, зажатое меж оврагом и редколесьем, рытвины, неровности... искать более подходящее место посадки просто некогда, - плюхнулся с высоты.

Подскакивая на кочках, аэроплан покатился по земле. Как в страшном сне, неумолимо, приближался край оврага, поросший кустарником, ближе, ближе, ух! Будто брадобрей погрузил свою стрекочущую машинку в давно нестриженную шевелюру, аэроплан сунул пропеллер в зелёную гущу и остановился на самом краю обрыва.

Бричкин заглушил мотор и, не выбираясь из кабины, огляделся.

Чёрт! Из редколесья вылетели на рысях с десяток конных.

Уланы! Баварцы!

В овраг и попытаться уйти? Принять бой?

Бричкин не успел опомниться, как кавалеристы были уже совсем рядом. Хрипели разгорячённые скачкой кони, сверкали сабли, бешеной злобой горели вражьи глаза.

Секунда, другая, всадники окружили аэроплан.

- Вот и всё, - осознал Бричкин, нащупывая в кармане штанов браунинг.

И тут из кустов внезапно и веско затарахтел пулемёт.

Будто сама смерть косой прошлась по нападавшим, будто ангел божий махнул мечом.

Как бог войны, огромный, стремительный, выскочил из ниоткуда детина с револьвером в руке: Бах! Бах! Бах! мгновенно закончил дело.

- Эй, авиатор, ты как? - обернулся детина.

- Юрик?

- Саня?

... пили в блиндаже спирт, кляли войну, вспоминали вьюжный вечерок у Ишимовой, сестёр Аксаковых, господи, как давно это было... расстались утром, до завтра, на долгие три года...

В четверг этой сумасшедшей недели, спустя три года беспрерывной кровавой бойни и хаоса, на перегоне между Иркутском и Благовещенском, на богом забытом разъезде, с точностью дежавю:

- Юрик, ты?

- Саня?

Пили коньяк, пили ханжу, дым в потолок штабного вагона, кляли войну, кляли царя, кляли большевиков...

В ночь на пятницу я уже разгружал вагоны, десять теплушек на богом забытом разъезде.

Эшелон укатил на восток, к неизбежному, увозя в деревянных ящиках камни и кирпичи, а я, как проклятый, разгружал вагоны: золото, золото! золото!!!

По колено, по пояс в снегу, километры таёжным беспутьем... план был такой: сгрузить добычу в укромном местечке, а потом без спешки и суеты переправлять в хранилище Национального банка, - совершенный план!

По колено, по пояс в снегу, километры таёжным беспутьем, - устал и намёрзся страшно.

Зато за результат не стыдно.

Валерия Алексеевна Непогодова, Жора, весь наш бомонд столпились вокруг моего письменного стола и благоговейно взирали на горку металла, высившуюся над столешницей.

Первый мешок драгоценного груза, благополучие и процветание на поколения, золотой запас страны.

- Может, ещё одну ходку? - спросил неугомонный Жора, с чувством непреодолимого сладострастия оглаживая монеты.

- Побойся бога, начальник! Всю ночь тяжести на морозе тягал. Руки-ноги отваливаются. И вообще у меня сегодня встреча с любимой девушкой. Требую отгул.

- Ну, хорошо, хорошо, не ершись, - сладко заворковал Немочка. - Отгул, так отгул.

Однако глядел он при этом не на меня, а на Валерию Алексеевну.

Шефиня милостиво кивнула и изрекла с несвойственным ей благодушием:

- Заслужил...

- Но в понедельник, как штык, на работу, - строго сказал Немочка, напомнив кто тут кому начальник.

Ах, Жора-Жора, хороший и добрый парень, если б ты знал, чем икнётся твоя доброта.

Если б мы все знали...

Глава четырнадцатая

С глаз долой, из сердца вон, - не знаю, что имел в виду русский народ.

Видимо, слухи о его мудрости сильно преувеличены.

Будто и не было недельной разлуки... Мария-Терезия бросилась мне на шею, чмок! чмок! влепила два поцелуя в щёки.

И в уста жаркий и влажный:

Чмок!

Как поршни в движке болида, бешено заколотилось моё сердце.

Безмерное счастье охватило меня.

Об одном я жалел в эту минуту: что не завалялось в кармане колечка. Золотого кольца в коробочке из красного бархата, - это выглядело бы эффектно:

Стать на колено, сказать: "Выходи за меня".

Эх, Юрик... ну что бы тебе не подумать об этом заранее, не посетить ювелира, не заучить на память шедевр чувственной лирики... а так...

Со скоростью мощного суперкомпьютера я перебрал весь имеющийся в наличии запас поэтических строк.

Ничего подходящего.

Оторвали Мишке лапу? - бред.

Идёт бычок, качается? - сага о тренажёрном зале, а не признание девушке...

Отчаявшись впечатлить Марию-Терезию рифмами, я решил изъясняться прозой.

- Как дела? - повёл я беседу, не мудрствуя.

- Отлично! - сказала она. - Ухожу в монастырь.

- В какой ещё монастырь? - ваш покорный слуга опешил.

- Кармелиток.

Должно быть, в этот момент я не очень-то был похож на высоколобого интеллектуала, звонкий смех Марии-Терезии рассыпался мелким жемчугом: