Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю

– Вот видите, Варя, вы молодец, бдительная, а мне, дурочке наивной, такая мысль даже в голову не пришла. Абрам Семенович повел меня в перевязочную, быстренько осмотрел, а потом попросил подписать кое-какие документы. Он сказал, что оперировать пришлось экстренно, поэтому и бумаги подписываем задним числом. Знаете, Варя, я даже подумать не могла, что среди согласий на операцию и на общий наркоз подписываю отказ от своего мальчика.

– Как же можно ставить свою подпись, не читая документа! – возмущенно прошептала Варвара. – Ты же образованная девочка, Ксюша, в институте учишься!

– Листы лежали стопочкой, друг на друге, Абрам Семенович просто отгибал уголок и показывал мне место, где расписаться, а у меня не было повода ему не доверять, ведь он спас мне жизнь.

– Именно на это и рассчитывала Марго, претворяя в жизнь свой очередной грандиозный план, – задумчиво протянула Варя. – Ну ничего, Ксюха, мы тоже не лыком шиты и вполне в состоянии дать отпор этой интриганке!

– Не поняла, что вы имеете в виду? – растерянно пробормотала потерявшая всякую надежду Ксения.

– А то я имею в виду, что рано ты с подоконника сигать собралась, тебе еще сына растить да институт заканчивать.

– Неужели вы знаете, как вернуть Ванечку?

– Я знаю точно, кто нам с тобой поможет это сделать!

– И кто же?

– Самое заинтересованное в этой темной истории лицо – муж Маргариты, Максим Колосов. Надеюсь, у тебя есть его номер?

– Совершенно случайно есть, Славик как-то звонил отцу с моего телефона.

– Вот и отлично, это упрощает задачу. Действовать начнем завтра, прямо с утра, а сейчас быстро спать, силы нам еще понадобятся.

Глава 18 Страшная правда

В ночь с субботы на воскресенье Неймана мучили кошмары, то ему снилась Тамара в ярко-бирюзовом французском шарфе, идущая по зеленой аллее под руку с профессором Лысачевым, то вдруг вместо Томочки появлялась бледная, изможденная Валерия Троепольская – она протягивала к нему худые, обмотанные трубками от капельниц руки и умоляла о помощи, но Борис, как ни старался, даже во сне не мог поставить ей верный диагноз. Промаявшись до семи утра, Нейман, весь разбитый и злой, выполз на кухню варить кофе. Однако мысли о Томочке и о загадочной болезни пациентки Троепольской не отпускали его даже за завтраком. «Нет, так дальше продолжаться не может, – подумал он, сжимая обеими руками ноющие виски, – мне необходимо разобраться хотя бы с одной проблемой, иначе голова попросту взорвется. Поеду к Тамаре прямо сейчас и постараюсь поговорить с ней. Надеюсь, мое имя и многолетняя дружба с главврачом откроют передо мной двери этого заведения даже в неприемный день…»

По дороге в Тропарево Нейман несколько раз останавливался и набирал номер Анатолия Григорьевича, решив, что его звонок на пост охраны не будет лишним, однако телефон Лысачева отвечал долгими протяжными гудками – то ли профессор был сильно занят, то ли просто не хотел портить это чудесное воскресное утро скучными разговорами о работе. Доехав до ворот санатория, Борис Францевич был уже чернее тучи, но на его счастье на посту у шлагбаума дежурил вчерашний охранник.

– Привет, Василий, – дружелюбно кивнул парню Нейман, – как жизнь молодая?

– Спасибо, Борис Францевич, не жалуюсь!

– Пройти-то можно?

Охранник бросил быстрый взгляд на окна главврача и виновато пробормотал:

– Так воскресенье сегодня, санитарный день, все посещения запрещены.

– Мне очень надо, Вась. – Нейман полез в пиджак за бумажником. – Работы навалилось – не разгрести, боюсь, на неделе никак не вырвусь.

– Ладно, проходите, – пряча в карман сторублевку, разрешил Василий. – Только вы уж начальству меня не выдавайте, а то Анатолий Григорьевич голову снимет. Он и так велел звонить ему каждый раз, когда вы приезжаете.

– Звонить? Зачем?

– Понятия не имею, – пожал плечами не в меру болтливый охранник, – может, встретить вас хочет, почтение оказать…

– Вот ведь старый лис, наверняка что-то задумал, – бормотал себе под нос Нейман, торопливо шагая по центральной аллее к первому подъезду. – И как это я сразу не догадался, что между мной и Томочкой стоит Лысачев, что именно из-за него я уже больше трех недель не могу поговорить с женой. А вдруг ей стало хуже, вдруг ей нужна моя помощь, поддержка? Да что бы там ни было, я муж и хочу знать всю правду! Никто не вправе скрывать ее от меня, даже мой лучший друг и учитель!