Будни и праздники

Радость все же разливалась по жилам, песней рвалась наружу, и он без слов тянул какую-то мелодию. И вдруг испугался — трактор встал! Степан Матвеевич вскинул растерянный взгляд на заднее окно кабины — оттуда смотрел на него удивленный Назар и показывал ладонью, что надо поднять лемеха. Тут только Степан Матвеевич увидел, что гон кончился и трактору надо разворачиваться. Он с облегчением рассмеялся, исправляя оплошность.

Подбежали Бекташ, Васит и Урун. Через все поле гнались, отметил удовлетворенно Степан Матвеевич. Они здесь были нужны, чтобы загрузить органикой опустевшие ящики. Сделали все быстро и четко, навалили с верхом, и вновь трактор потащил плуг, оставляя за собою взрыхленную полосу поднятой в глубине целины.

На обочине поля стал собираться народ. Подъезжали на машинах и мотоциклах хлопкоробы из ближних бригад, оживленно переговариваясь поглядывая на необычную пахоту. Подъехали заведующий отделением Джахангир Холматов и главный агроном Саманов. Из кабины трактора Назар видел, с каким вниманием присматриваются к работе его бригады гости. А парни трудились действительно виртуозно: к месту поворота подтаскивали кули с просеянной органикой, за время короткой остановки загружали емкости, и трактор мог уходить на другой край поля. Но подошел Джахангир, взмахом руки приказал, чтобы встали.

— Почему не доложил, что начали пахоту? — выговорил он Назару. — Не понимаешь, что ли, какое дело начал? Надо было митинг провести, сообщить прессе, огласить широко. Э-эх… — махнул он досадливо рукой и вернулся к агроному.

Собравшийся народ оглядывал странный плуг; кто-то разгребал землю, проверяя глубину пахоты, и вокруг сразу же образовался кружок любопытствующих.

— Сколько?

— Семьдесят восемь.

— А говорили — восемьдесят.

— Земля там, смотри, какая. Камень.

— Кому она нужна такая?

Шалдаев рассказывал, зачем нужна глубинная пахота, разъяснял, как построен плуг, отвечал на вопросы, шутил и улыбался. Он был счастлив, наверное, как и все, воплотившие в жизнь свое творение. «Вторая целина» представлялась ему живой, хотя лежала она в вечной дремоте, равнодушная к людям и неродящая. А он пропорол ее своим стальным плугом, вздыбил, встряхнул, и она будет рожать и плодоносить.

Трактор опять вышел в поле, и опять забурлила, зашевелилась поднятая плугом земля.

Поработали до обеда и встали.

— Хорошего понемногу, мужики, — объявил тракторист. — Хватит. Мне домой пора.

— Как домой? — удивился Назар. — На два дня обещали.

— Что ты! Мне завтра трубы газовикам везти.

— Так завтра же, — попытался отстоять хотя бы сегодняшний день Шалдаев, — А до завтра мы с тобой вон сколько перепашем.

— А отдых мне положен, папаша? — спросил парень, оглядывая собравшихся ясным взглядом.

— Так ведь сев! — сказал Степан Матвеевич.

Рабочие вновь устремили взгляды на тракториста, ожидая, что он скажет на этот, казалось, неотразимый довод. Но парень улыбнулся прежней ясной улыбкой: мол, меня это не касается.

— Отцепляйте вашу бандуру.

Все опустили глаза, стыдясь взглянуть друг на друга. Что тут говорить, когда даже сев не может поколебать городской порядок, когда есть люди, имеющие право отдыхать, даже если идет сев.

Трактор ушел, не допахал он поле.

Джахангир Холматов зачастил в девятнадцатую бригаду, и это не осталось незамеченным. Талип не выдержал и как-то, усаживаясь за стол обедать, раздраженно проворчал:

— Чего он ездит к нам каждый день? Говорили: все сами будем решать, чего он лезет во все дела?

Бригада молчаливо и деловито хлебала шурпу, но каждый обдумывал талиповские слова.

— И покрикивает тут, как хозяин, — заметил Васит. — И вообще, в других совхозах начальство как начальство, уважает народ. А наше все пугает, все грозит: смотри, мол, дождешься! А чего я-то, например, дождусь? Трактор не отнимет, сам будет упрашивать, чтобы сел на него. А все равно пугает. И кружит, все выискивает, где что не так.

— А у нас все так! — улыбнулся Шалдаев. — Ты не сердись на него, Васит. Он сам на себя сердитый. А подгоняет нас по привычке. Все еще не верит, что целая бригада может обходиться без его контроля.

Младший из братьев Бабаяровых — Талип — поднялся из-за стола, как Джахангир, горделиво вскинул голову и прошелся, негодующе тряся головой.

— Почему тянете с севом?! — пародировал он Холматова. — Почему люди болтаются?! Почему опять едят?! Как ни приду — едят! А норму вот вы выполнили, чтоб мясо есть? — уставился Талип на Уруна Палванова, и пока тот собирался что-то сказать, ловко выхватил торчащую из его тарелки кость с мясом, под общий хохот отправился на свое место, продолжая ворчать.

Послышался треск приближающегося мотоцикла. Подъехали Зина и Ойдин.

— Что-то вы долго сегодня, девоньки, — засуетилась Варвара Ивановна. — Садитесь скорее.

— Садись сюда, — подвинулся Бекташ, предлагая место рядом с собой.

— Там вкуснее будет? — усмехнулась Зина и положила на стол поломанную шестеренку. — Вот… поломалась.

— Узнаешь? — спросил Бабаяров Шалдаева.

— Ах, черт! — возмутился Степан Матвеевич, разглядывая деталь.