А я теперь должен вернуться. Туда, откуда был послан для испытаний. Обыкновенный человек, вспомнил я, не может покинуть Землю на восемь-десять веков. Срок его жизни слишком мал. Эти века научная мысль подарила нам, группе космонавтов. Во мне зазвучал недавний разговор:
— Ну, что еще непонятно? Ты задерживаешь старт.
— Задерживаю? Я тоже лечу.
— Нет, ты пока не готов.
— Вот как? Спрашивайте, испытывайте. Я свое дело знаю.
— Ты свое дело знаешь.
— Что же еще?
— Корабль этот снарядила Земля, и в космос посылает землян.
— Ну, если я имел честь появиться на Земле, значит, и я землянин.
— Земля посылает в космос не просто землян — людей.
— Давайте говорить правду, — сказал я. — Ведь мы, все десятеро, роботы. Ну пусть — высшей модификации.
— Нет, вы не роботы. Вы самые настоящие люди. Но люди, разумеется, особые.
— Если я не робот, а человек, то как у всех нормальных людей, у меня должны быть родители — мать и отец. Кто они?
— Мать — Земля. Отец — человеческий разум.
— Вот-вот. Опять общие слова.
— И если ты, собираясь в долгое космическое путешествие, ни во что не ставишь свою родную мать и презираешь отца, что доброго принесешь ты живым существам на далеких планетах? Только человек, кровно связанный с матерью-землей, ее историей, ее радостями и болями, может выдержать предстоящие испытания. Только человек способен на добрые дела и битву за прекрасное. Только человек, чего бы ему это ни стоило, после выполнения задания, вернется на родину…
А ты даже не веришь в то, что ты человек… Нет, не готов ты к такому ответственному полету…
Да, я не был готов к такому ответственному полету, поэтому и оказался здесь… Экзамен на Человека я, кажется, выдержал, и теперь, надеюсь, мне доверят любой космический маршрут…
Останется лишь одна боль — Мэри… Но я попрошу, я потребую, чтоб мою любимую перенесли в наш век.
Г. Вогман
ДОРОГА К ЛЮДЯМ
ФРАНЦУЖЕНКА
— Сколько раз втолковывать?! Не берите на себя заботу о воспитании Саши! Я не потерплю, чтобы вы прививали моему сыну порочное мировоззрение, которым страдаете сами! — побагровев, рявкнул Денис Петрович и демонстративно отодвинул тарелку с супом, стараясь, однако, не плеснуть на скатерть.
Глаза маленькой тщедушной старушки, в которых обычное выражение доброты мгновенно сменилось испугом, обратились на зятя, затем, как бы взывая о помощи к дочери…
— Да, вы пытаетесь прививать ему именно пошлые мещанские понятия! — распаляясь еще пуще, продолжал Денис Петрович. — Мальчишка, видите ли, съел пирожное п е р е д супом… Ну, и что? В чем дело, спрашиваю я? До супа или после — забота не ваша. Да-да!.. Руками, ногами либо десертной ложечкой он берет — тоже вас не касается. Лишь бы захватывал покрепче!
Он умолк, саркастическим взглядом провожая Веру Михайловну, которая поспешно выбралась из-за стола и скрылась за дверью. Затем вполголоса добавил:
— Старая идиотка…
Наступило молчание. Саша, привыкший к подобным сценам, безмолвно катал по столу хлебный мякиш, изредка поглядывая то на отца, то на мать. Сквозь укрепившееся в нем пренебрежительное отношение к бабушке проскользнула мимолетная жалость, когда он увидел, как она съежилась при окрике отца и, точно испуганная мышь, побежала по комнате. Но чувство это тотчас испарилось.
— Француженка, — сказал он и засмеялся.
— Что такое? — не понял отец. — Какая француженка?
Саша показал глазами на дверь, за которой исчезла бабушка.
— А-а, ты вон о ком! — одарив сына поощрительным взглядом, хохотнул Денис Петрович. — Именно! Претенциозная, ни на что не годная, напичканная вздором мадам! Устами ребенка глаголет истина. Черт побери, в конце концов!.. Извини, Симочка. Твои мать камень способна превратить в неврастеника. Спокойно обедаем — и что же? Какое ей дело до Сашки, который съел понравившееся ему пирожное? Мы не дети и, надеюсь, нет необходимости доказывать то, в чем жизненный опыт, безусловно, давно убедил и тебя: так называемый «эгоизм» — качество, дарованное человеку для его самосохранности. Да, да! Хоть о данном факте не очень охотно говорят вслух, он остается фактом Потому, если Сашке захотелось пирожного и он взял его — молодец! Рукой? Ничего — не изящно, зато надежно… На его аппетит это тоже не повлияло — вот и за суп принимается. Кстати, по происхождению он не какой-то там паразит. Его дед был простым крестьянином.
— Какой дед? — спокойно осведомилась Серафима Евгеньевна.
— Странный вопрос. Мой отец.
— Во-первых, один его дед — известный профессор. А твой отец, как ты говорил, был лавочником.
— Да, но вышел он из крестьян! Впрочем, дело не в этом… Огромнейшая роль воспитания доказана давно. Именно в детстве формируется личность. И я не желаю, чтобы твоя маман пыталась сделать из Сашки кретина, подобного себе! Пусть мальчишка уже сейчас постигнет: в первую очередь необходимо заботиться о себе, а потом, если понадобится, о других. Тогда и он будет счастлив, и мы. Потому что убедимся: сын поставлен на правильную дорогу!