Будни и праздники

Посмотрев на это лицо, Ганев почувствовал тревогу. Оно словно напоминало ему о чем-то, чего он не любил и боялся. Уверенность оставила его, и он проникся к незнакомцу почтением.

Поклонившись, он сказал:

— Извините за беспокойство, я ваш хозяин.

— Очень приятно, — просто ответил жилец, протягивая руку. — Панов.

Ганев любезно улыбнулся:

— Как вам понравилась комната?

— Хорошая комната. Просторная, солнечная.

Он оглянулся по сторонам и добавил с улыбкой:

— Я пригласил бы вас присесть, но вы видите, я еще не разобрал вещи. К тому же здесь всего один стул.

Ганев сконфузился:

— Жена не обратила внимания. Сейчас я вам принесу…

Он взял из передней табурет, подумал было перетащить и одно из кресел, но вдруг спохватился. «Что же я делаю?» — подумал он и пошел на кухню спросить у жены, какие стулья дать квартиранту. Он вошел так стремительно, что она испугалась.

— Ты дала ему только один стул. Какие еще ему отнести?

Оба заволновались. Оказалось, что эту проблему решить не так легко.

Кроме гарнитура в холле, у них были стулья в гостиной, но, когда приходили гости, их все равно не хватало. К тому же им было жалко их отдавать. А предлагать стулья из кухни было неудобно.

— Ну, он ведь ждет! — торопил жену Ганев.

— Что хочешь, то и бери! — сердито ответила жена.

— Ты виновата, ты и расхлебывай! — буркнул он.

Так или иначе надо было выходить из положения, и Ганев был вынужден взять два стула из гостиной.

Он поставил их в комнате квартиранта, испытывая коварную надежду, что долго они здесь не простоят.

Это вернуло ему уверенность в себе, словно, пойдя на жертву, он приобрел на квартиранта какие-то права.

— Вы чиновник? — спросил он.

Господин продолжал раскладывать свои вещи. Он усмехнулся и, вынимая из внутреннего кармана пиджака синеватую книжицу, сказал:

— Конечно, вы должны знать, кто я такой. Вот мой паспорт.

Он отвернулся и занялся своим бельем.

Ганев вышел.

Когда он вернулся в кухню, к жене, он уже вполне успокоился, хотя ему и было неприятно, что он отдал стулья.

— Не надо было давать, еще облупятся. Ну как он тебе? — сказала жена.

— Интересный тип, — ответил Ганев с усмешкой. — Не исключено, что авантюрист. Служебного удостоверения нет. Дал мне паспорт. Ну-ка посмотрим, что там.

Он открыл паспорт. Жена тоже склонилась над ним, а Мими залезла на стул. Все трое молча, с жадным любопытством разглядывали фотографию. О стекло балконной двери с жужжанием билась муха, лампа над их головами отбрасывала тени, от которых их лица словно вытягивались.

Выяснилось, что их квартирант приехал из Италии, что он инженер, холост и что ему тридцать семь лет.

Супруги стали высказывать всякие догадки относительно его жизни, потом Ганев положил паспорт в карман, и они сели ужинать.

В этот вечер они долго сидели в кухне и, только когда квартирант ушел, перебрались в холл. Супруги были недовольны и растерянны.

Переругиваясь и обвиняя друг друга в том, что навлекли на себя эту неприятность, нарушившую покой дома, они наконец легли, но, пока квартирант не вернулся, не могли заснуть. Он пришел около полуночи. Они прислушивались к его шагам и окончательно успокоились, только когда услышали, как в его комнате щелкнул выключатель.

* * *

Еще несколько дней прошло не менее нервно, но постепенно Ганевы свыклись с новым положением. Неизвестность, окружавшая квартиранта, уже не так тревожила их любопытство. Теперь они знали, что он выходит из дому в девять утра, к часу возвращается обедать, а потом работает у себя в комнате, чертит там какие-то схемы и планы.

Ганев попытался разузнать о нем что-нибудь еще, но никто из его сослуживцев этого господина не знал.

По вечерам квартирант возвращался домой так поздно, что они обычно его и не слышали. А по утрам Ана видела, как он выходит из своей комнаты — стройный» свежевыбритый, элегантный. Сквозь стекло кухонной двери, выходившей в переднюю, она успевала разглядеть его широкие плечи, производившие впечатление мужественности и силы, и еще ей казалось, что, прежде чем он появляется сам, она улавливает в передней его легкую тень. После его ухода ее пробирала беспричинная внутренняя дрожь. Ана накидывалась на свою домашнюю работу — вытирала пыль, выколачивала ковры, а потом вдруг на нее накатывала такая же беспричинная грусть.

Муж в своей страховой компании жаловался сослуживцам:

— Скверно, когда в доме чужой человек.

До этого времени ему никогда не случалось ревновать жену, с тех же пор, как они пустили квартиранта, это чувство начало его мучить. С работы он старался прийти домой как можно раньше.