Будни рэкетиров или Кристина

«Еще как обману. И еще я до тебя доберусь. Погоди, пацан, до следующего раза. Тогда и сведем счеты».

* * *

– Оба на! – крикнул Вовчик. Он не терял времени даром, разжившись заправленной керосиновой лампой. При его появлении Протасов дернулся, как от удара током.

– Зема?! Я не врубаюсь?! Опять тебя, что ли, глючит?!

– Ага, типает, – буркнул Валерий.

– Видал! – Вовчик потряс над головой керосинкой, как будто бы та была кавалерийским палашом. – Во, агрегат! Конкретный!

– Серьезная штука, – согласился Протасов, – лампа Алладина. Где украл?

– Почему сразу украл? У Ирки долганул. На кухне.

Перебои в электроснабжении для обитателей Пустоши были унылой повседневностью, обыденной, как явления природы.

– Ну, погнали наши городских. – Волына, балансируя лампой в одной руке и тяжелым топором в другой, поставил ногу на перекладину. Лестница многообещающе заскрипела. – Не колдырнусь, зема?

– Вверх один болт не полетишь, – заверил Протасов.

– По-любому. – Согласился Вовчик. – За мной давай.

Протасов замотал головой:

– Не покатит, Вован. Лестница накроется. Боливар не выдержит двоих, чтобы ты понял.

Вопреки неблагоприятному финансовому положению, до голода пока не дошло, и назвать приятелей исхудавшими ни у кого не повернулся бы язык. Протасов весил килограмм сто двадцать. Вовчик, значительно уступая ему в росте, был еще тяжелее. Их суммарная масса наверняка переломила бы лестницу, как прутик, а падение двух здоровенных тел с топором, дубиной и керосиновой лампой наверняка обернулось бы катастрофой.

– Лады, – кивнул Вовчик и, на удивление быстро вскарабкался на крышу. – Я на точке, зема! – доложил он через мгновение.

– Эквилибрист хренов. – Валерий в два приема нагнал приятеля, и они перевели дух на козырьке.

– Ну, зема, где наша не пропадала, – сказал Волына и нырнул в люк. Протасов втиснулся следом.

На чердаке пахло пылью, смолой и старыми досками. Было очень холодно. Вовчик освещал путь, удерживая керосинку в вытянутой левой. Чердак напомнил Протасову заброшенную штольню старой шахты. Поперечные балки были установлены низко, отчего земам довелось согнуться чуть ли не в три погибели. Изъеденная древоточцем сосна, казалось, поглощала свет, и непроглядная темень наступала на пятки. Земы медленно продвигались вперед, керосиновое пламя колебалось, отчего тени стропил ползли по стенам, как неправдоподобно толстые змеи.

– Неуютно, блин, – пробормотал Протасов.

– Не то слово, зема.

Потолок был подшит необрезной доской. Сквозь щели чернел старый, рассохшийся рубероид. Кое где с потолка саванами свешивались давно покинутые паутины. В носах у зем засвербело. Протасов еще мужественно боролся, когда Волына оглушительно чихнул, едва не потушив керосинку.

– А-ПЧХИ!!!

– Молодец, блин, – похвалил Валерий. – Теперь Он точно в курсе, что мы идем.

– А то раньше не знал?!

– Замолкни, тюлень.

То здесь, то там на полу, по разные стороны прохода попадалось какое-то рваное тряпье. Немного позже они обнаружили импровизированный лежак, сооруженный из дореволюционного с виду матраца. Подозрительные бурые пятна на обшивке с первого взгляда не понравились Протасову:

– Похоже на засохшую кровь…

В изголовье матраца лежал битый молью армейский тулуп. Неподалеку валялась стопка желтых от времени газет. И какие-то обрезанные шнурки на гвоздиках.

– Тут, видать, Ирка сушку делала, – догадался Вовка.

Иди, блин. Мегрэ[34] недоделанный… – сказал Валерка, отчего-то припомнив желтую книгу в мягкой обложке, которую отец выменял на макулатуру.

Дом Ирины был построен в виде большущей буквы «Г». Точнее, изначально дом мастерился прямоугольником. Впоследствии к одной из стен прилепилась неказистая пристройка. А, позднее, к ее торцу вторая. Крыши, соответственно, сшивались и перешивались, отчего чердак по прошествии долгих лет приобрел нечто общее с лабиринтом мифического Минотавра.[35] Скоро земы подобрались к повороту.

– Будь готов! – прошептал Волына, занося над головой топор.

– Завсегда готов! – Протасов выставил перед собой посох. Прижавшись друг к другу, как древнегреческие гоплиты, земы миновали угол, оказавшись над той частью дома, где располагались комнаты хозяев и кухня. Противоположная, дальняя стена чердака была снабжена крохотным окошком. Луна, величественно шествующая по небу в сопровождении звезд, как окруженный джонками линкор, заливала эту часть чердака холодным сиянием люминесцентной лампы. Вообще говоря, стоит живительному солнечному свету отразиться от лунной поверхности, как теплые краски исчезают из спектра напрочь, будто оседая на гигантском сите. Свет становится обманчивым, полным дыхания необитаемых пустынь, а, возможно, и кое-чем, похуже.

– Пошли, зема. А то уйдет!

«Да куда уйдет? – захотелось возразить Валерию. – Если второй двери нету».

Готовые ко всему, они медленно подошли к окошку. Волына выглянул во двор.

– Пусто. Твою мать, пусто, а?! – выдохнул Протасов.

– Ты это, маму не трогай, – надул щеки Волына.