– Ложись, как договаривались, и она твоя.
Путаясь в пуговицах непослушными пальцами, Ирина избавилась от одежды, оставшись в одних трусах. Лучших, которые у нее были.
– Зачем они тебе? – справился обладатель вставных зубов.
– Ложись, – хрипло повторил Рустам. Чтобы не тянуть с этим делом, ожидание смерти хуже самой смерти, она послушно улеглась на кровать, вздрогнув от прикосновения простыни, холодной, как саван. И посмотрела в потолок, давно нуждающийся в покраске. Рустам, нагнувшись, положил обещанную сотку на живот, немного пониже пупка, который порывисто подымался и опускался. Ирина тяжело дышала. Купюра же была легкая, словно перышко. В общем, Ирке выдали аванс. Теперь его предстояло отработать.
– Ноги раздвинь, чтобы мы видели, что купили, – предложил кто-то, и она раздвинула, беспрекословно и молча. Утратив голову, по шапке не плачут.
– За такую телку и полтораста бачков не жалко, – засмеялся Рустам, и мужчины дружно поднялись из-за стола. Ирка даже испытала облегчение, она побаивалась, что вдруг не понравится, они передумают, и заберут деньги. Опасения оказались напрасными. Ее фигуру можно было назвать полноватой, впрочем, полнота и белая кожа только добавляли ей привлекательности в их глазах. Это она поняла по зрачкам, а потом и не только по ним, когда азиаты сбросили одежду.
– Ты не бойся, – усмехнулся Рустам, поглаживая ее полный живот. – Делай, что говорят, и тебе будет хорошо. Даже еще денег получишь. Верно я говорю?
– Такой женщине ничего не жалко. – Согласился белозубый. Ирина решила последовать этому совету, и расслабиться. Теперь Ирина уже не стыдилась того, что делает. Какое-то время она еще стыдилась того, что ей нравится, как это делают с ней, а потом перестала думать, отдавшись во власть смуглых, как шоколад мужчин и своей страсти, немного похожей на безумие.
Ладони, холодные в сравнении с ее кожей, принялись ласкать тело, как будто имели на это право. Что-то еще пробовало пробиться в голову, какое-то соображение на счет детей, которые вполне могут проснуться, и услышать, как их мамку раскладывают, словно последнюю шлюху. Ирка отмахнувшись, закрыла уши.
Когда, наконец, наступило пресыщение, за убогим окном начало светать. Азиаты оставили ее в покое и она легла (а, скорее, упала) навзничь, переводя дух, и не в состоянии даже подняться. Тело было липким от пота и спермы, которая теперь напоминала клейстер вроде того, что покойная бабушка умела варить из муки. Рустам добавил вторую сотку, ее никто не собирался обманывать.
– Заработала честно, слушай.
– Давай, приходи завтра еще.
– Хорошо, – прошептала Ирина, не особенно уверенная, что доползет до дому.
– И девку свою приведи.
– Девку? Какую девку? – как она не измоталась, а сразу подобралась, сжавшись, будто пружина.
– Дочку свою. Приведешь, ладно?
– Дочку? – она опешила, хоть и следовало ожидать чего-то подобного. – Дочку?
– Ага. Ты что, плохо слышишь? Рустам, ты ее зачем за уши тягал?
– Это не я, это Бакир.
– Она же маленькая совсем. – Может, не стоило оправдываться, но, когда вас не имели разве что в ухо, сложно корчить разгневанную герцогиню.
– Еще девочка?
Ирина еле заметно кивнула.
– Целка? Это хорошо. Давай, завтра приводи. Мы вдвое заплатим.
Неожиданно Ирка начала задыхаться, хватая воздух ртом, как выброшенная на песок рыба. Она схватилась за горло, но, видимо, ком сидел глубоко. Так, что не выковыряешь, как не пытайся. Тогда она попыталась встать, мир покачнулся, и она обнаружила, что сидит в постели, дрожа и обливаясь холодным потом. С комода доносится тиканье старых часов, с боем, а за тщедушной стеной снова надсадно кашляет Игорешка.
– О, Господи! – Ира закрыла лицо руками.
– Мама?! – сказал перепуганный детский голос, и Ирина вскрикнула от неожиданности. Она не очень-то успокоилась, даже когда узнала дочь.
– Что ты тут делаешь?!