Будни Севастопольского подполья

Перевернув страницы дневника, Александр задержался над записью о первом провале в подполье. Агенту полиции Серенко удалось проникнуть в одну из трех патриотических групп порта, организованных Павлом Даниловичем Сильниковым. Назойливое любопытство Серенко вызвало подозрение у Сильникова, и подпольщики решили избавиться от него. Но поздно. Члены этой подпольной группы — рабочие Агеев, Кривошеее, Матвеев, Коротков, а также Сильников и его жена Таисия Дмитриевна были арестованы и расстреляны. Группы Григория Максюка и Александра Мякоты, о которых провокатор не знал, уцелели. Это был первый удар, нанесенный подполью.

Что привело к катастрофе? — задавал себе вопрос Александр, пытаясь осмыслить причины провала, и приходил к выводу: неосторожность при приеме новых членов в подпольную организацию и плохая конспирация!

Ни Сильников, ни Гузов, ни он не имели никакого опыта конспирации. Никто их этому не учил. Когда он начал организовывать патриотические группы, а потом кропотливо создавать сеть разведчиков, он на ходу приобретал элементарные навыки конспирации, с трудом и риском постигал суровые законы подполья. Только обостренное внутреннее чутье и осторожность помогали ему угадывать, как поступить в том или ином случае. Впрочем, и он допускал ошибки. Но пока что, в тех семнадцати труппах молодежи, которыми он руководил, машина подполья работала без перебоев. Если, конечно, не считать Петькиного ареста, который все же закончился удачным побегом.

Александр взглянул на часы: уже два. Где же Ваня и Максим? Не напоролись ли на жандармов?

Отложив карандаш, старшина спустился в подземелье и спрятал тетрадь в нишу, где хранились оружие, подшивки газет и листовок. Возвратившись наверх, он закрыл плитой лаз, тихо, чтобы никого не разбудить, придвинул вплотную к стене кухонный шкафчик, и вышел на крыльцо.

Непроглядная ночь. Веяло щемяще грустным запахом увядающих хризантем, которые Лида развела в садике. Где-то на краю слободки прокричал петух. До рассвета было еще далеко.

Зябко поежившись, Александр сошел по ступенькам в сад, поднялся в гору на тропу и остановился.

Тишина. Быть может, они заночевали на Лагерной у дяди Коли? Постояв немного, он вернулся в дом и, сев в кухне, стал читать старый роман, который Лида принесла от матери с Корабельной. Не успел он перевернуть и двух страниц, как услышал шаги. Отложив книгу, поспешил открыть дверь.

Александр увидел расстроенные лица товарищей. Худые, запавшие щеки Кузьмы неестественно розовели, нос его заострился и словно бы вытянулся, а на побелевшем лице Вани отчетливо проступала темная россыпь веснушек. У Александра засосало в груди от предчувствия беды. «Вероятно, сорвалось. Почему здесь Кузьма и где Максим?» — подумал он и нетерпеливо спросил:

— Как с заданием? Удалось?

— Сумку жандармы подобрали. В городе паника, — ответил Ваня срывающимся голосом.

Александр облегченно вздохнул и, не перебивая, выслушал сбивчивый рассказ Вани.

— Хорошо. Красиво получилось, — похвалил он. — Ну, а где Максим?

Ваня молчал.

— Ну что ты тянешь! — вскипел Кузьма. — Говори Саше все начистоту. Может, концы отдавать придется!..

«Вот оно, началось… машина сдала», — подумал Александр и внутренне подобрался, готовясь принять удар.

Ваня рассказал все не таясь. Вспоминая детали, он не забыл и о том, что, кроме биржевой карточки на имя Воронова и пропуска Кузьмы, в пиджаке Максима остались две листовки.

Лицо Александра побагровело, а глаза налились синью.

— Погиб… Такой парень погиб! Как ты смел?.. Как ты мог?.. Ты же знал, что он не пьет! — Голос Александра дрогнул. — Э-эх, и дорого же обошлась нам твоя выпивка!

Александр возбужденно шагал по комнате, стараясь овладеть собой. Наконец, осилив себя, остановился и уже спокойней сказал:

— Максим потянет за собой и других.

— Он никого не выдаст! — возразил Кузьма.

— Я и не говорю, что выдаст. Но пропуск твой у него? Значит, и ты провален. Жандармы наверняка уже справились у коменданта Филле, кто такой машинист Леон Медников, и представили ему вместо тебя Максима. Где ты прописан по паспорту?

— Людвиг сделал прописку в доме Белоконя, и она указана в документах конторы станции. Но в домовую книгу я не занесен.

— Значит, и квартира Кости Белоконя уже на подозрении.

Кузьма молчал. С его уходом со станции — а там теперь ему не появиться — обрывалась связь с полевыми станциями, продотряд лишался своего машиниста, а железнодорожная группа патриотов теряла руководителя. Придется устраивать на работу нового человека, а это не просто. Сколько потратили времени, чтобы пристроить его кочегаром на маневровый паровоз! А каких усилий стоило ему добиться перевода в помощники машиниста! И вот все рухнуло! Перед ним та же перспектива, что и у Людвига, — сидеть в норе, прятаться от людей, ждать, когда его отправят в лес, к партизанам. И где теперь ему жить? Оставаться у тети Наты опасно — на слободке многие его знают… Ах, друг Максим, как же ты подкачал?