Хрупкий огонёк затрепетал в детских пальцах, постепенно обретая силу и яркость. Элькасир старался, старался вдохнуть в него душу, успеть до того, как кольцо оборотней сомкнётся и сметёт их. Они были так пугающе пластичны, передвигались бесшумно, будто скользили над землёй.
- Нас нельзя есть! - рискнул
Самарэн, неуклюже размахивая ножом.Брат с раздражением подумал, что тот его уронит. И почему мелкие такие бестолковые?
Элькасир не успел глазом моргнуть, как вожак оборотней смазанной тенью приземлился перед ним. Его морда нависла над лицом ребёнка.
Самарэн
ойкнул: "Мама!" и закрыл глаза, выронив нож. Элькасиру тоже стало не по себе. Заклинание вылетело из головы, а огонёк всё ещё слабо трепыхался в ладонях.У оборотня было зловонное дыхание; на морде запеклась кровь.
Усмехнувшись, он поднял лапу, легко, одним ударом, повалил жертву на землю, но вцепиться зубами не успел - между ним и до смерти перепуганным мальчиком вклинилась искорка.
Оборотень замотал головой, пытаясь отогнать назойливую крохотную фигурку со светящимися крылышками, но безуспешно. Фея тут же сменила обличие, превратившись в медведя. Когти у него были значительнее, нежели у оборотня, да и сам он, поднявшись на задние лапы, оказался выше.
- Пошёл прочь, волосатая шкура, не смей трогать детей! - Ланит в образе медведя смело наступала на пятившегося оборотня. Она не боялась, что он покалечит её, - как можно причинить вред мнимой оболочке? - Ты из ума выжил, это сыновья Лэрзена. Он тебе голову открутит, тебе и твоим дружкам.
- С чего ты взяла, что эти сопляки - его дети?
Оборотень обошёл кругом и принюхался:
- Запах незнакомый.
- А ты что, хотел, чтобы Лэрзеном пахло? - откровенно надсмехалась фея, обретя свой истинный облик.
Даже присутствие детей не заставило её изменить привычкам - на ней было платье, которое практически ничего не скрывало, тонкое прозрачное, с мягкими волнами драпировок.
Пришедшие в себя мальчики, не скрывая восхищения, любовались ей. Но если
Самарэн
сравнивал её с мамой, оперируя категориями "красивая", "волосы" и "рост", то Элькасир посматривал и на другое. Разумеется, пока безо всякого откровенного подтекста, но с нескрываемым интересом. Ему было любопытно: никогда ещё он не видел такой раздетой (практически раздетой) женщины, а ему, как пытливому мальчику, хотелось знать, как же они, женщины, устроены.Вспомнилась девочка из деревни, ради которой он и собирался в лес, вспомнилась - и померкла. По сравнению с Ланит она была уродиной.