Будни ваятеля Друкова

Но всё довольно просто читалось. Власть останется не в руках уже давным-давно уничтоженных профсоюзов, а в лапах различных партий, олигархических кланов, воров и разбойников, а так же иностранных проходимцев разных рангов и уровней. А нищим и тем, кто принципиально не считает себя таковыми, ловить нечего. Всё уже давным-давно разделено теоретиками и практиками, диктаторами от научного и практического демократизма на «простое» и «сложное». Последнее и, к тому же, немногочисленное процветало и процветать будет.

Вовремя и стремительно Друков понял самое главное: читать здесь нечего. А это означало, что в дальней и нелёгкой дороге больше не ожидается ни коротких отдыхов, ни завтраков, ни обедов, ни ужинов. Ведь не до такой же степени Миня несмышленый, чтобы ни понять простоты самой идеи диктатуры научного и практического демократизма.

Лукаво подмигнув Мине, Денис Харитонович собрал последние, ещё имеющиеся в его теле, физические силы, и приподнял над собой фолиант. С большим удовольствием и непомерным азартом скульптор опустил его на голову Мине. На несколько минут с помощью этого неожиданного действия Друкову удалось отключить своего попутчика.

Этого оказалось, вполне, достаточно для того, чтобы добить доверчивого и открытого душой Миню железнодорожной шпалой среднего размера.

Добрые и заботливые дети трубопроводов принесли из ближайшего посёлка, состоящего из землянок, штыковую лопату. Торжественно вручили её Друкову и с любопытством смотрели, как Денис выкапывал глубокую могилу для своего, можно сказать, недавнего друга, и навзрыд плакали вместе со скульптором. Но когда Друков им громогласно объявил, что денег у него в наличии не имеется, то дети трубопроводов сразу же повеселели и отобрали у Дениса Харитоновича лопату, а заодно и тачку.

С некоторым презрением, плюнув по паре раз в сторону ваятеля, они организованным отрядом и почти строевым шагом удалились прочь. Их было не так уж и много, по численности около мотострелкового взвода, почти тридцать человек, не считая ветхих стариков и старух, да и грудных детей.

Кстати, находясь на руках неспокойных мамаш, малыши тоже, как могли, так и ругались матом. Что ж, подрастут, и научатся многому. Талантливый народ, но порой чем-то озабоченный, терпеливо находящийся во внутреннем, молчаливом и мысленном протесте. Но внешне босоногие господа и дамы виду не подают, что чем-то не довольны…

Он сбросил тело Мини не в такую уж и глубокую яму, но, вполне, подходящую для того, чтобы дать возможность своему недавнему попутчику быть тщательно и успешно зарытым. Ничего страшного. Друкова никто и ни в чём не заподозрит. Да и было бы кого жалеть. Миня, всего лишь, один не из самых лучших и ярких детей трубопроводов. А он, Друков, всё-таки, представитель творческой интеллигенции.

К тому же, если смириться с тем, что он теперь житель Разгуляндии, то ведь и не простой, а с особенными заслугами перед новым отечеством: Лауреат государственной премии и Кавалер Ордена Задорного Теннисиста Третьей степени. За отсутствием лопаты, которую конфисковали вместе с тачкой дети трубопроводов, Денис Харитонович зарыл своего недавнего провожатого, вернее, попутчика руками. Работал ладонями быстро и сноровисто.

Вместо надгробной плиты на могильный холмик Друков с большим трудом, но водрузил огромный фолиант в кожаном переплёте. Кое-где её края присыпал землёй, без лопаты, с помощью ладоней и пальцев. Получилось красиво. Но только он это сделал, произвёл полезные и гуманные действия, как книга о диктатуре научного и практического демократизма на его глазах удлинилась и расширилась в несколько раз и стала мраморной плитой.

Даже и слова на ней большими золотыми буквами были выбиты: «Михаил Терентьевич Куровальсов, лидер национально-освободительного движения детей трубопроводов». Время рождения и смерти в краткой могильной информации не указывалось. Вместо них имелась лаконичная запись теми же, золотыми буквами: «Вечно живой». Ни больше, ни меньше.

Но память такого замечательного человека Денис Харитонович просто обязан был почтить. Он, конечно же, снял бы шляпу, но на его голове таковой не имелось. Поэтому он с почтением склонился над свежей могилой своего недавнего проводника и попутчика и ещё, оказывается, видного политического и общественного деятеля.

Стоял перед мраморной плитой, в печали склонив голову. Жаль, понятное дело, что из жизни совсем молодыми уходят такие замечательные люди. Но ведь иначе Друков поступить не мог, он просто вынужден был ликвидировать Миню. Ведь, именно, ему, Денису Харитоновичу стоило продолжать жить, причём, для того, чтобы создавать и создавать шедевры.

Вероятно, в знак благодарности, его добрые мысли оценил тот, кого только что зарыли, в поле, среди великого множества самых разных трубопроводов. Из могилы, из-под плиты вылезла пухлая и крепкая рука Мини. Конечно же, Друков на прощание её трепетно пожал.