Будни войны

Капитан Исаев не любил старшего лейтенанта Пряжкина, всем нутром своим не принимал его, а вот в роте его гостил часто. Сразу невзлюбил Пряжкина. В том числе и за то, что тот всего за полгода службы командиром из младших в старшие лейтенанты пробился. Нет, капитан Исаев по-настоящему никогда не завидовал товарищу, продвинувшемуся по службе, так сказать, обошедшему его. А вот с Пряжкиным… Дело в том, что, ознакомившись в штабе бригады с немногими документами, касающимися Пряжкина, капитан Исаев теперь знал, что в последних числах июня прошлого года ему с товарищами по курсу было досрочно присвоено звание младшего лейтенанта. Выпустили из училища и немедленно всех (кроме Пряжкина) направили взводными командирами в действующую армию. Один он, Еся Пряжкин, получил назначение в военную комендатуру города и не на должность, требующую ума и настоящей работы, а на должностишку! Нет, отличником он не бывал, так что о праве выбора места службы разговор вести не следует. И среди его ближайших родственников не обнаружилось влиятельного лица, способного по своему желанию сделать судьбу любимого или нужного человека: учителями начальных классов в Пензе были его отец с матерью. Взвесив все это, невольно захотелось спросить: а чем следует объяснить столь успешное начало его командирской карьеры? Только одним: видать, умеет он и находить нужных ему людей, и подходить к ним соответствующим образом. Ишь, давно ли опубликовано, что на время, пока будет длиться война, сокращается выслуга лет на право получения очередного воинского звания, а он, Еся Пряжкин, эту вовсе не обязательную льготу, можно сказать, более чем на сто процентов использовал!

Но уж здесь-то, пока батальоном командует он, капитан Исаев, ему все тайные тропочки вроде бы надежно перекрыты…

Больше же всего отталкивало капитана Исаева от старшего лейтенанта Пряжкина то, что тот откровенно сторонился своих солдат, похоже, почему-то считал их ниже себя во всех отношениях: хотя и жиденькой, но занавесочкой в землянке от них отгородился, до простых человеческих разговоров с ними не снисходит; только, когда он, капитан Исаев, сидит в центре их кружка, тогда, как говорят моряки, и «пристраивается в кильватер».

Прекрасно видел все это и кое-что другое капитан Исаев. Потому зорко и поглядывал на боевые дела роты, напряженно следил за обстановкой в ней, чтобы, если вдруг возникнет такая необходимость, вмешаться незамедлительно.

Тогда он в душе еще таил надежду, что Пряжкин прозреет, осознает пагубность такого своего отношения к людям и жизни.

Размеренно, лишь с боями местного значения, текла жизнь во всей бригаде, а следовательно и в батальоне, и остаток зимы, и всю весну — солнечную, полноводную. Лишь одно волнующее событие и случилось за все эти месяцы: к первомайским праздникам соответствующим приказом капитану Исаеву было присвоено звание майора, а сержанту Перминову — младшего лейтенанта. А в первых числах июля, в одну из прозрачных белых ночей, когда хотелось думать о чем угодно, но только не о смерти, вся бригада, повинуясь приказу, тайком от врага вдруг ушла с передовой, без сожаления уступив свои окопы стрелковой дивизии, быстро зашагала сначала к Ленинграду, потом, старательно обойдя центр, пересекла город с юго-запада на северо-восток, вышла почти на берег Ладожского озера и там встала будто бы на отдых. В темном сосновом бору встала. Он, тот бор, был настолько темным и неприветливым, что на земле не просматривалось ни единой зеленой травиночки.

Хотя не потому ли, что не было здесь ни одной травиночки, бор и казался темным, неприветливым?

Здесь, среди высоченных сосен, чьи стволы, похожие на бронзовые колонны, лишь на самой вершине имели шапку из нескольких мохнатых и густых веток, изредка можно было увидеть лишь наших одиночных солдат и даже командиров, спешивших куда-то. У одного из старшин, шагавшего с термосом за спиной, майор Исаев и спросил:

— Случайно не знаешь, имеет этот бор название или нет?

— И бор, и холмик — все Красная Горка, — не замедлив шага, ответил тот.

Майор Исаев точно знал, что мощнейшие форты исторической Красной Горки были чуть западнее даже Кронштадта. А если так, то как следует понимать ответ старшины?

Юрий Данилович, заметивший его некоторую растерянность, охотно пояснил: