Будни войны

В бой батальон всегда вступал зло, даже яростно, знал, какие надежды возлагает на него командование, и гордился этим. Да и понимали его бойцы и командиры: стоит им дрогнуть в бою и раньше обусловленного времени начать отход — он, этот отход, не прикрытый товарищами по всем правилам военной науки, неизбежно обратится в отступление, может быть, даже в паническое бегство, и тогда фашисты, используя свою богатую технику, обязательно бросятся вдогон, непременно настигнут и смешают с землей; еще не известно истории такого случая, чтобы бегущий оказался способен оказать преследователю достойное сопротивление. А жить всем так хотелось… Потому — позвоночник от натуги звенит! — и держали оборону до указанного часа или соответствующего приказа командования. Чаще — до глубокой ночи приходилось стоять в обороне на очередном рубеже. А потом уходили, тщательно маскируя каждое свое движение, каждый звук, способный непроизвольно родиться в ночи. Уходили в заболоченный лес, куда фашисты соваться остерегались. Или в откровенное болото лезли, где малорослому солдату воды было по самый рот. Уходили ночью и потом брели все темное время суток, потому что тогда, в первые месяцы войны, фашисты ночами еще предпочитали спать.

Все время батальон капитана Исаева вел бои вдоль шоссе. Лишь однажды военная судьба в лице майора Петрова бросила батальон к железной дороге, слева напоминавшей о себе тревожными гудками паровозов, тщетно взывавших о помощи, и взрывами бомб, сотрясающих, раздирающих землю.

— Твоя задача, Дмитрий Ефимович, умудриться сделать так, чтобы для своего наступления фашисты не смогли воспользоваться железной дорогой, — сказал майор Петров и замолчал. Однако капитан Исаев почувствовал, что должно быть обязательно добавлено и еще что-то чрезвычайно важное. Действительно, помявшись в нерешительности, тот вдруг продолжил зло, категорично: — Чтобы на новом месте фашистов достойно встретить, нам минимум сутки понадобятся!

Говоришь, вам минимум сутки надо, чтобы попытаться выжить в грядущем бою… Он, капитан Исаев, будь его власть, дал бы времени и поболе. Но у фашистов свое командование, у которого свои планы, расчеты… Правда, нам уже неоднократно доводилось ломать их различные хитрые задумки… Ладно, живы будем — хрен помрем!

Эта лихость была напускной. И родил ее в великих душевных муках капитан Исаев исключительно для того, чтобы хоть самую малость взбодрить себя, если не прогнать вовсе, то просто уменьшить усталость души и тела. Она, эта общая усталость, к тому моменту войны была уже столь огромна, что казалось: только допустите, товарищи командиры, самую малюсенькую слабину — вот прямо сейчас, стоя, уснет любой солдат.

После полуночи вышли не просто к железной дороге, прямехонько к какой-то станции вывел их едкий запах недавнего пожарища. Казалось безлюдным, даже мертвым было это скорбное пепелище. Однако, едва мелькнули первые минуты пребывания батальона здесь, появились люди. Сначала это были одиночные тени. Но скоро капитан Исаев оказался в центре толпы. Женщины и дети всех возрастов окружали его. Человек двести, если не больше. Воспитанники и воспитательницы детского дома, семьи командного состава и учительницы истории и литературы, справедливо посчитавшие, что от фашистов им нужно убежать обязательно. Лица настороженные, в глазах — мольба о помощи.

Все женщины, сейчас окружавшие капитана Исаева, молили только о помощи. А чем он мог помочь? Нет у него ни единой автомашины. Даже разнесчастной повозки он не имеет!

Он, хмурясь и будто ругаясь, приказал старшему лейтенанту Загоскину со своей ротой занять оборону у западных входных стрелок.

Казалось, давно ли пришли сюда, а уже поступают первые донесения: в станционном поселке было девять домиков, а теперь ни единого; здесь три железнодорожные колеи и тупик; на путях и в тупике четыреста восемьдесят шесть вагонов с различными грузами и порожних, это не считая того, что осталось от сгоревшего госпитального эшелона; на теплушках того госпитального эшелона — и сейчас кое-где отчетливо видно! — красные кресты во всю дверь намалеваны, однако гитлеровцев это не остановило; есть на станционных путях и паровоз, еще вполне теплый; как говорят люди, поездная бригада убежала в лес еще при первой сегодняшней бомбежке, и с тех пор нет ее; солдат Карпов велел передать: мол, он попросил одного морячка расшуровать топку паровоза; дескать, тот теперешний морячок до службы на военном флоте одну навигацию кочегарил на речном пароходе.