Будьте бдительны! Сборник рассказов

Он ещё раз перечитал бумажку, снятую с дверцы своего «хаммера» — про себя, хотя он уже не сомневался, что бумажку с подобным содержанием тут знают наизусть — Новотны неохотно, но всё-таки сказал об этом полковнику, который, хоть и был ниже в звании, на деле — и это всё понимали — являлся реальным командиром. (Начавший службу в 1984 году Яцек Новотны часто ловил себя на мысли, что ни один советский офицер никогда не позволил бы себе в адрес офицера польского и десятой части того, что позволял себе этот янки… а вот сейчас генерал подумал, что ему, пожалуй, приятно видеть Палмера в таком состоянии)…

Полковник в третий раз вчитался в русские слова — он хорошо знал язык.

Привет, долбо…бы!

Смерть ваша не за горами — за ближайшими домами!

Fack you сто раз в задний глаз! Димка-невидимка.

Палмер скомкал бумажку нервным движением, лучше любых слов говорившим о том, как он разгневан. Молча швырнул комок бумаги на щебень и, широко шагая, пошёл к своей машине, окружённой кольцом лёгких пехотинцев 4-й дивизии армии США. И не повернулся, когда кто-то из поляков (а их много удобно устроилось вокруг) свистнул и крикнул:

— Цо пан пуковник денервуе?! То ест смях москальски, доконд пан зуспешам?!

— Го-го-го! Га-га-га! — отозвались солдатским смехом развалины.

* * *

— «Привет, долбо…бы! — с выражением начал Верещагин. Его вестовой, набивавший патронами пулемётный барабан, хрюкнул. Надсотник, не обращая на него внимания, продолжал читать, хотя стоящий перед ним Димка Медведев побагровел до малинового цвета и опустил голову ниже плеч. — Смерть ваша не за горами — за ближайшими домами!

Fack you сто раз в задний глаз! Димка-невидимка.» Что молчишь, Пушкин? — с насмешкой спросил офицер. Мальчишка переступил на полу. Вздохнул. Скрипнул каблуком. — Правда невидимкой решил заделаться?

Мальчишка вздохнул снова. У сидевшего над картой командира третьей сотни Шушкова, заменившего трагически погибшего Климова, дёргались губы. Верещагин вздохнул тоже:

— И это первый пионер города Воронежа. Начальник штаба отряда. Опора. Смена. Человек, которого я представил к награждению Георгием 4-й степени (Димка капнул на ботинок). Матершинник и провокатор.

— Чего я провокатор… — безнадёжно отозвался Димка.

— Провокатор, — безжалостно повторил Верещагин, покачиваясь с пятки на носок. — Вместо того, чтобы заниматься разведкой, ты лепишь похабные писульки на вражескую технику. Думаешь, им это приятно? Они злятся. И, соответственно, усиливают охрану. Потом твои же ребята идут в разведку и напарываются на это усиление. Это и называется провокация.

Димка капнул два раза — на левый и правый ботинки. Верещагин вздохнул:

— В общем так. Сдать ремень. Шнурки из ботинок. Всё оружие. Я тебя арестовываю на пять суток. Будешь отсиживать при кухне, заодно и поработаешь на благо моей измученной дружины. Я жду.

Уже без стеснения всхлипывая, мальчишка сдал требуемые предметы. Потом поднял мокрые испуганные глаза:

— А галстук?! Тоже… сдавать?!

— Нет, — сердито ответил Верещагин. — Шагом марш отсюда, куда сказал. Выходить можешь только в сортир и на работы…

— Есть, — вздохнул Димка, повернулся через правое плечо и вышел.

— Поэт-песенник, — буркнул Верещагин, бросая на свою кровать конфискованные предметы. — Лебедев-Кумач.

— Что ты на него взъелся? — удивился Шушков, откладывая карту и беря гитару. — Хороший парень. Вон, гитару мне принёс.

— Да не в этом дело, не в записке этой… — Верещагин подсел к столу, посмотрел на вестового. — Пошел отсюда, Большое Ухо.

Зубков встал с видом смертельно оскорблённого человека и медленно вышел походкой тяжело больного. Верещагин проводил его взглядом и повернулся к Шушкову. — Понимаешь, Саш, он страх потерял. Тот самый, старый добрый страх, который позволяет сохранить голову. Ему начало казаться — я же вижу — что это всё игра. Пусть посидит и подумает. Тем более, что завтра ночью «Солардъ» идёт на автокемпинг на Антонова-Овсеенко. Учти, выдаю тебе военную тайну.

— Туда? — Шушков помрачнел.

— Туда, он же и разведал, — Верещагин кивнул. — Вот я и боюсь — с ними увяжется. Нет уж, лучше пусть под арестом посидит.

— Ну, может ты и прав, — согласился Шушков. — Спеть?

— Спой, — согласился надсотник, откидываясь к стене.