Затихло. Но через минуту Званцев получил записку от настойчивого толстяка:
«Колька! Давай меняться впересадку. Ты на мое место, а я на твое. Тебе же выгода: у вас парта со скрипом. Как урок, так двинуться нельзя. А с моего места даже каланчу напротив видно. Жду ответа. Ф. П.»
Но Званцев, обычно такой сговорчивый, на этот раз только язык показал.
— Ладно, ладно! — погрозил ему Плинтус. — Припомнишь у меня…
Но тут его вызвала Евдокия Власьевна. Пыхтя и багровея, поплелся он к карте.
Черемыш тем временем поглядывал в окно. Тихий городок лежал за стеклами. Белесоватое северное небо. Свежие бревенчатые срубы. Кирпичное здание с флагом и портретами вождей на фронтоне: райсовет. Высокие ели росли прямо на улице. Город был невелик. Бор смотрел уже из-за ближних домов.
Везли лес. Бревна, огромные рыжие стволы мачтовых сосен, ползли на разъятых дрогах: от передка, где, правя, сидел возчик, до задних колес — чуть не верста!
От окна новичка отвлек солнечный заяц. Заяц вспрыгнул на парту, скользнул по гимнастерке, соскочил на стену. Потом радужное пятнышко мазнуло Черемыша по макушке. И все увидели, как в стриженых ершистых волосках забегали на мгновение оранжевые, красные, зеленые, фиолетовые искорки. Сзади тихо засмеялись. Новичок оглянулся и зажмурился: зайчик, слепя, задел его глаз, вильнул, заметался и совсем погас. Но Черемыш, уколотый лучом в глаз, заметил зеркальце, вспыхнувшее в руках маленькой ученицы. Она быстро отвернулась, насмешливо сморщив нос и передернув озорными колючими плечиками. Это она донимала новичка. Солидная ее соседка, староста класса, осуждающе качала головой. Но ей и самой было смешно.
Вообще нелегко было в этот урок сохранить порядок в классе. Все украдкой то и дело поглядывали на новичка. Шутка ли сказать — родной брат Климентия Черемыша! Кто бы мог подумать? Такой с виду неказистый, а брат!..
Евдокия Власьевна тем временем спрашивала незадачливого Плинтуса, уныло стоявшего возле карты:
— Ну, о чем ты читал сегодня к уроку, Плинтусов?
— О реках Сибири, — убитым голосом отвечал Плинтус.
— Ну, расскажи нам.
— В Сибири есть реки, — начал Плинтус довольно уверенно, — они текут и впадают…
Молчание.
— Ну, какие же это реки?
— Реки в Сибири ужасно глубокие, — тяжело вздохнул Плинтус.
— А вот это какая река? — спросила Евдокия Власьевна, тронув карту указкой.
Плинтус молчал, беспомощно водя пальцем по одной из толстых синих прожилок на карте. Новичок поднял руку.
— Ин-ди-гир-ка, — отчеканил новичок.
— Правильно, Черемыш, — улыбнулась Евдокия Власьевна. — Еще бы Индигирку тебе не знать: как раз на трассе у брата была.
И все посмотрели на карту. Карта была потрепанная, старая. На ней виднелись следы потайного карандаша, слабо начертавшего наименования «немых» городов и рек. Бумага кое-где отстала от полотна, запузырилась и лопнула, образовав горы и возвышенности там, где значилась равнина… Все посмотрели на эту десятки раз виденную, уже заученную карту и словно впервые разглядели ее, на ней будто проступило что-то… Стали видны бесконечные глухие дали тайги, километры, километры, километры просторов, и нескончаемые льды, и ветры, и расстояния…
И над всем этим провел в небе свой самолет Климентий Черемыш, знаменитый советский летчик.
Все посмотрели на карту и ужаснулись, как велика земля, как труден был подвиг…
И это совершил брат вон того стриженого мальчика, что сидел теперь на задней парте рядом с Колькой Званцевым.
Тоже Черемыш, только Геннадий, Гешка. И с виду совсем обыкновенный мальчик. Пожалуй, Плинтус его одной рукой одолеет.
— Вот сколько славы у нас на карте, ребята, куда ни посмотришь! — сказала своим певучим голосом Евдокия Власьевна и задумчиво обернулась к доске. — Двадцать семь лет я у этой карты стою… И я за это время изменилась, и карта другая стала. И по всей этой карте мои выученики живут, плавают, летают… Один уже академиком, ребята, стал… А тоже у этой карты мне урок отвечал. Два доктора разных наук есть. Капитан дальнего плавания, летчики, машинисты, гидротехники… Новые города на эту карту наносят, реки поворачивают, моря друг с дружкой соединяют… И мне письма пишут, меня новой географии обучают… Ученики мои…
Мягко и широко обвела своей легкой рукой учительница большую страну, занявшую почти всю карту Европы и Азии.
Брат того самого…
— Вы знаете, — сказал Евдокия Власьевна, входя после урока в учительскую, — новичок у нас в пятом «Б», ну, знаете, из детского дома, Черемыш. Так, оказывается, брат того самого Черемыша, летчика.
Даже учителя все заинтересовались новичком. Они как бы невзначай проходили мимо Гешки и приглядывались.
— Только, пожалуйста, не выделяйте, не выпячивайте его, сделайте одолжение, — твердил директор Кирилл Степанович. — Хуже нет этого, тем более что он парень, видно, еще не набалованный, скромница, и это очень хорошо.