Будьте как дети

В отличие от того, что было раньше и пойдет следом, произошедшее в Якутске - реконструкция. Роль моих энцских записей в ней скромна. Убийство Стасселя, несчастный случай, который привел к его смерти - это кому как угодно, - в свое время наделало много шума не только в губернии, но и в остальной России. Дело расследовали лучшие Петербургские следователи (материалы их полностью сохранились), напечатаны также многочисленные воспоминания о Якутске пятидесятых-шестидесятых годов прошлого века, в них тоже редкая страница обходится без барона. Перегудова и Стасселя помнили еще долго, в частности, в начале двадцатого века были опубликованы интересные записки Баташовой. Все вышеперечисленное мной использовано, иначе восстановить события в охотничьем домике в ночь с третьего на четвертое мая тысяча восемьсот шестьдесят третьего года было бы трудно.

Сам Перегудов к случившемуся в Якутске возвращался нечасто, еще хуже, что в семидесятые годы энцы уже при мне вдруг стали энергично править его рассказы. Любые намеки на вину своего учителя теперь безжалостно ими вымарывались. Тем не менее здесь вопросов немного. Больше тревожит другое. Опять же при мне столь же жесткой цензуре энцы подвергли и последнее перегудовское убийство, которое произошло прямо на их глазах. В канонической версии, что сложилась уже при Брежневе, они всю вину за смерть шамана Ионаха твердо, без каких-либо оговорок берут на себя.

Кто бы из энцев ни рассказывал мне о том поединке, они в один голос утверждали, что пришелец стал проповедовать Христа, едва к ним попав; колеблясь, клонясь то туда, то сюда, энцы в конце концов решили проверить, какая вера сильнее, следовательно, истинна, и стравили Ионаха и Перегудова. Этот извод напрочь вытеснил другой, где первопричиной ссоры называлась жена Ионаха Белка, не устоявшая перед высоким белокурым драгуном. В ранних преданиях (они сохранились у соседей энцев - эвенов) этот мотив обсуждался довольно подробно, но потом постепенно сошел на нет.

Решение снять с Перегудова всякую ответственность за смерть Ионаха не было для энцев самоцелью, просто оно естественным образом достраивало, завершало общее оправдание их спасителя. Было финальным аргументом в растянувшемся почти на век диспуте энцев со своим учителем о добре и зле, о том, кто из нас и для чего избран Господом.

Некоторые из доводов, что высказывали стороны, сейчас, когда прежнее напряжение спало, можно счесть даже забавными. Так, энцы самого Перегудова долго пытались убедить, что и об убитых на Урале казниться тоже не стоит: Господь ему давно их простил. То была законная часть пути, который Бог предназначил пророку, и свернуть с него он не мог.

В Сибири у каторжных есть поверье, что если ты у первого из тобой убитых не отрезал и не забрал с собой ухо, души загубленных будут являться и мучить тебя, пока жив. И вот теперь, ссылаясь на его собственные слова, энцы говорили Перегудову, что все страдания из-за того, что десять лет назад он не послушался атамана и не отрезал ухо у зарезанного им коробейника. Они повторяли учителю, что это не он проливал кровь, не он убивал, и он неправ, когда думает, что именно зло, его зло, принесло энцам истинную веру. То есть в их обращении к Спасителю, в само его основание проник грех, и однажды он энцев погубит.

У прежнего шамана энцев Ионаха на следующий день после камлания каждый раз начинался сильнейший эпилептический припадок. И вот они от него знали, что с бубном в руках он правит духами самовластно, будто русский царь своими подданными, что звуки и движения танца, как струны пронизывают пространство и устраняют хаос, приводят мир к порядку и спокойствию, к добрым делам и тишине. Но изо дня в день крепко держать упряжь не в силах даже верховный правитель неба Охон, тем более что можно ждать от него, обычного шамана. После камлания он слабеет, делается немощен, и руки выпускают ремни. Начинается смута. В нем тогда, будто зимой во время пурги, все воет и злобится, несется не зная куда и сбивает с ног.

Внешний мир, объяснял Ионах, огромен, можешь месяц идти день за днем и никого не встретишь. В какую сторону ни посмотри, нет ни конца ни края. Жизнь, словно перекочевки оленьего стада, идет по давно заведенным правилам: все друг от друга зависят, и нет ни особенного добра, ни особенного зла. Такое положение устраивает даже правителя Неба, и он не вмешивается, считает, наверное, что раз какой-то порядок есть, то и ладно - большего требовать трудно. Другое дело человек. Злыми и добрыми духами он населен плотно, будто русский город, и они, жаловался шаман, в тебя буквально вцепились, считают, что ты их владение, их удел. От этого, да еще от тесноты страшное ожесточение. И вот, когда после камлания он, Ионах, лежит в чуме, не может пошевелить ни рукой, ни ногой, для духов он уже не шаман и не сын Охона, а тлен, прах, простая земля, на которой они и дерутся. Бьются до конца насмерть, и тот, кто в итоге возьмет верх, вселится в его тело и будет делать с доставшейся добычей что захочет.