Ибо и мысль Его
есть Любовь, чье мышление совершается как таинство в материи мира, но прежде всего в устроении человека. Ему дано в этом таинстве соучаствовать: верой, разумом, особым зрением узнавать участие Бога в начале своего пути, слышать Слово, говорящее и безмолвствующее в нас в каждое мгновение бытия. Взаимодействие с Ним подсказывает нам, как научиться видеть и слышать то, что нам открывается, и как благодарить. Сохранять в себе следы или обещания Царства, начало которого сродни истоку нашего существования. Ибо:«Таинственно,
как в первый день созданья…»[41] Память о первом дне нашего существования никогда не прояснится для нас. Речь вообще не идет о памяти, ни о той, которую хранит наш мозг, ни тем более о некой лирической «памяти сердца». Мы не можем и пытаться вспомнить то, что ушло, не коснувшись самосознания. Но возвращение к бессознательному началу жизни – один из путей возвращения к своему затерянному «я». (Когда-то это было открытием романтиков, патетическим прорывом к неосуществленной проекции себя в нафантазированное будущее.) О себе же самом «ребенок молчанье хранит»[42]. О нем знает Бог, а вслед за Ним, может быть, и подвижник, который развил в себе память о Боге, сумел справиться со своим «я»,Тот, Чье имя есть
само бытие, открылся Аврааму, Исааку, Иакову, вошел в их существование, и ты, наследник их и потомок, получаешь жизнь от них – биологически и духовно – слитую с этим именем, соединенную с Тем, Кто сказал: «Я есмь Тот, Кто есмь»[43]. Боги народов (их всегда было много, у каждого племени – свой заколдованный лес или облачный Олимп) – идолы, которым надо было льстить и перед которыми трепетать, – всегда держались, нависали, высились, парили где-то поодаль. Им было мало бесплотности, чтобы явить свою власть, они должны были как-то «отобразиться», отвердеть в куске дерева или камня, сделаться жестким, видимым, стоящим напротив предметом, плакатом, портретом. Бог же отцов не был, Он есть, Его невидимое жилище повсюду, в мироздании, в Аврааме, Исааке, Иакове и в тебе, живущем ныне. Он – в твоем существовании, которое хранит в себе память о Нем из рода в род. Дело здесь не только в длительности времени – «ныне и присно» – но в связи памятования о Боге с жизнью, родом, рождением. Очи Твои видели не только «зародыш мой», но – через него – и те зародыши, которые когда-нибудь произойдут от него, ручеек поколений во всю длину.Рождаясь, мы входим
в реку бытия, исполняя первое из послушаний, возложенных на нас Богом: прикоснуться, причаститься к «тайносмыслу» начала. Осознать его неслучайность, его осмысленность, его заданность. «Мир как таинство»[44], согласно изваянной формуле отца Александра Шмемана, означает прежде всего бытие сущего, за которым живет сокрытое «Божие есмь». Первое таинство жизни совершается при соединении Слова, через которое «все начало быть», с этой вещностью человеческой плоти как одеянием Его тайны. Из воления, любви, разумения Божия возникает человек, из жизни – мир человека.О каких послушаниях
идет речь? В первом из них – появлении на свет – нет того, что мы привыкли понимать под нашим «я»; в этом начальном акте нашего земного существования мы не участвуем. В нем мы повинуемся Разуму, вложенному в биологическую матрицу внутриутробного развития, соучаствуя пассивно в воле и личном или наследственном грехе родителей.