Интрига становилась сильнее. Золотой наследник умело держал паузу. Но, когда исчез весь красный дым, который непременно сопровождал накрытие на стол, я поняла, что время пришло. Все условности соблюдены, сейчас пойдет деловой разговор.
– У меня предложение, от которого нельзя отказаться, Марджари, – ослепительно улыбнулся Алон и поднёс пиалу к губам.
– И какое же? – поинтересовалась я.
Он выдержал паузу, сделал глоток и уточнил:
– Скажите, Марджари, вы любите деньги?
– А есть те, кто их не любит? – искренне удивилась я.
Алон довольно кивнул.
– Прекрасно, ваши тлен-авивские корни куда сильнее, чем можно было изначально предположить.
– Это комплимент моей родословной или попытка указать, что моя практичность несколько портит облик прекрасной дамы?
– А вы умеете не отвечать вопросом на вопрос?
– А вы?
Он рассмеялся. Я тоже невольно улыбнулась. Собеседник, который умеет хорошо ответить, – это всегда замечательно. Шутливая словесная перепалка помогает держать себя в тонусе и не дает расслабиться вашему визави. Польза со всех сторон.
Что же касается моих корней, то… Это долгая история. С тех пор, как Шавасаки после кровопролитной Демонской войны получил статус города с самоуправлением и нейтральной территории между Тлен-Авивом и Джапонской Империей, в него стали переезжать те, кому законы обоих государств стояли поперек горла. У каждого была своя причина, наравне с приличными гражданами сюда приезжали и те, кто не слишком хотел соблюдать правила.
Мэр Шавасаки не прикрывал преступников, но в то же время давал возможность некоторым талантливым, но «непонятым» личностям жить спокойно. В группу таких входили те, кто испытывал возможности чжу, совершал открытия, которые лучше засекретить, и… всё такого рода.
Император-солнце Джапоны и премьер-министр Тлен-Авива скрипели зубами, но ничего сделать не могли. Соглашение было составлено так, что если одна страна попытается предъявить свои права на Шавасаки, то вторая имеет полная право выступить против с военными действиями.
Мои предки знатно переплелись, поэтому невозможно сказать, чьей крови в моих венах больше: джапонской или тель-авивской. В нашей семье всегда смотрели на характер, мозги и счет в банке. Последнее, может быть, кого-то покоробит, но как жить без гроша за душой, если такие налоги на земельный участок и частную предпринимательскую деятельность?
«Дорогуша, – говаривала моя бабушка, подхватывая деревянными хаси форшмак, – в этой жизни не так важно, сколько ты имеешь добра сейчас. Куда важнее, как быстро ты сможешь всё восстановить, если вдруг оно у тебя исчезнет».
А моя бабуля знала толк во многом. Поэтому вестись на сказки под луной или обещания подарить звёздочку с неба у меня не получалось даже с самого юного возраста.
– Отличный чай, – тем временем одобрил Алон. – Вы умеете встречать гостей.
– Стараюсь, – невинно произнесла я. – И всё же не сочтите за нетерпение, но ужасно любопытно: что могло привести золотого наследника Ноахов ко мне?
Мало того, что Ноах – самый известный на весь Тлен-Авив род артефакторов. Они работают с богатейшими людьми страны. Не зря же «Запретные», в конце концов. Во время Демонской войны они создавали артефакты немыслимой силы, которые помогали человеческим воителям получить победу. После чего были отмечены наградами из рук правителей обеих наших стран. И пусть Ноахи всегда жили в Тлен-Авиве, в Джапоне они тоже не последние люди.
– Марджари, что вы думаете о брачных отношениях? – вдруг спросил Алон.
Я чуть не подавилась. Потом, заметив, что его пиалка опустела, щелкнула пальцами. Чайник тут же плавно поднялся в воздух и налил добавку.
– Вы внезапны, Алон. Я думаю… думаю, что брачные отношения должны быть скреплены серьёзностью намерений и печатями, наполненными личной чжу молодожёнов. Печатями на брачном контракте, разумеется.
Он молча кивнул. Уж не знаю, чем понравился мой ответ, но золотой наследник был явно доволен. Кстати, о наследниках. Золотой – это первый в очереди на наследство. Ему обычно достается больше остальных. Дальше идут серебряный, бронзовый, медный, латунный и так далее. В случае же Алона было ещё кое-что – ему не с кем было делить состояние своих родителей. Единственный и неповторимый любимый сын.
– Видите ли, Марджари, мне есть, чем… привлечь поклонниц, – начал он. – Так же, как и есть, за что им купить половину Шавасаки.
– Если только сторгуетесь с мэром, – заметила я.
Мэр родом из хорошей семьи, которая в своё время умудрилась вывезти из Тлен-Авива столько добра, что даже страшно посчитать.
– Сторговаться можно с кем угодно, – чуть жёстче, чем следовало, сказал Алон. Но тут же, словно поняв свою оплошность, быстро исправился: – Я умею в виду, что искусство договариваться никто не отменял.
– Разумеется, – согласилась я. – Итак, Алон, давайте выделим главное. Вы молоды, хороши собой и богаты до цуков. Вы хвалите мои тлен-авивские корни, спрашиваете про отношение к браку и однозначно чего-то хотите. Я буду бесконечно благодарна, если вы всё же это озвучите.
– А вы нетерпеливы, Марджари, – усмехнулся он, откидываясь на спинку кресла.