Будьте моим мужем

— Хм, нет. Я детям тут кое-что привез, — да, глупо получилось, тем более, что Эмма мне говорила, что уехала в интернат оформлять документы, а здесь сидит с детьми ее свекровь, но я это совершенно выбросил из головы.

— Ну, проходите-проходите! В кухню все несите! Да-да, на стол! Я сейчас разберу пакетики.

… К моменту прихода Эммы я знал историю знакомства Веры Васильевны с мужем — будущим генералом, а тогда просто курсантом военного училища, послушал множество случаев из ее бесконечной педагогической практики, изучил краткий курс орфографии и пунктуации русского языка, и даже прослушал краткий пересказ последних серий любимого сериала моей собеседницы под названием "Понять и простить". И уже был готов раскланяться, но она вдруг перевела разговор на свою невестку, и я, уже начавший было вставать из-за стола, вдруг уселся обратно, принимая из рук Веры Васильевны маленькую тарелочку с нелюбимым мною тортом.

Я видел чистоту в доме, обратил внимание на стоящие на плите кастрюльки, из которых бабушка отливала себе в небольшие термоса аппетитно пахнущий борщ и картошку-пюре с котлетами, и понимал, что Эмма — замечательная хозяйка, что свекровь хвалит ее не напрасно. И меня смешили попытки Веры Васильевны не перехвалить, показать себя на фоне Эммы с чуть более выгодной стороны. И очень хотелось узнать, как отнеслась бы эта женщина к Известия о том, что мы с Эммой женаты. Судя по ее рассуждениям, она об этом даже не догадывается!

Но она говорила и говорила без остановки, я слушал и кивал, с удивлением узнав, что Эмма от меня в восторге, о чем сама же поведала своей свекрови, пока из прихожей не раздалось долгожданное:

— Я дома!

Вера Васильевна, перегнувшись через стол, прошептала:

— Павел, я надеюсь, все сказанное мною останется между нами?

— Конечно, Вера Васильевна, конечно!

… Она снова была в платье. Точнее в сарафане. Точнее в джинсовом сарафанчике, надетом на футболочку. Волосы заплетены в две косички, на лице легкий макияж. Выглядела Эмма лет на двадцать не больше! Но я-то вчера видел ее паспорт! Вообще-то я любил женственность в одежде своих пассий, мне нравились глубокие декольте, обтягивающие платья, разрезы… Но сегодня мои взгляды на женскую красоту кардинально изменились, и вот эта женщина-девочка с сияющими глазами показалась неимоверно привлекательной, притягательной даже! Мне даже представилось, как я тяну ее на колени и усаживаю лицом к себе, задрав этот сарафанчик до самой талии! А потом прижимаю за ягодицы так плотно, чтобы можно было потереться, как вчера…

— Павел, вы за правами? — услышал я неожиданно официально-вежливое обращение.

— Да, я за правами.

— Так пойдемте, я вам их отдам.

Вера Васильевна принялась сосредоточенно нарезать свежевымытый огурец, что-то напевая себе под нос и делая вид, что очень занята этим процессом. Я, конечно же, поспешил за Эммой. Но удержаться, чтобы не подшутить не смог:

— Ну что, колись, Эмма, нравлюсь тебе?

Она резко обернулась, упирая кулачки в бока.

— С чего бы это?

— Бабуля твоя сказала, что ты от меня в восторге, что ночами не спишь, обо мне мечтаешь, восхищаешься моей неземной красотой!

Левая бровь возмущенно изогнулась.

— Ври давай больше! Она совсем по-другому сказала… Ой!

— Подслушивала-а-а, — шепотом протянул я, все еще улавливая пение, доносящееся из кухни. — Не ожидал от тебя! А что если твоя старушка об этом узнает?

Она застыла, встревоженно глядя на меня.

— Нет! Только не говори ей!

— Хорошо! — обрадовался я. — Что мне за это будет?

— А что… что ты хочешь? — она сама испугалась своего вопроса.

Я смерил ее взглядом, отлично понимая, что то, чего я хочу у женщины так просто не получить, подумал и сказал:

— Ты собираешь детей, и мы едем на речку купаться.

Она реально обрадовалась! Как ребенок, всплеснув руками, подпрыгнула на месте! И мне даже показалось, что Эмма сделала ма-аленький шажочек в мою сторону, чтобы… Что? Поцеловать меня в щеку из благодарности? Чтобы закрепить достигнутый эффект, я решил добавить еще кое-что. Для себя лично, так сказать:

— Но когда приедем, ты будешь должна мне один ма-алюсенький поцелуй. Согласна?

Она склонила голову к плечу, отчего одна косичка стала казаться намного длинне второй, как у Пеппи-Длинный-Чулок и прошептала:

— Хорошо. Только и у меня будет условие… ма-алюсенькое такое условьице…

— Да-а? И какое же?

20. Эмма

— Согласен.

— И не спросишь даже, что за условие такое? — он стоял всего в полуметре от меня — высоченный, мощный, уже не казавшийся мне наглым, разве что самоуверенным, расслабленно прислонившись к дверному косяку. Красивый… Почему, интересно, сначала он мне казался просто интересным, и я не замечала вовсе, какие у Павла глаза выразительные, какие чувственные губы, как сильно идет ему щетина, и, вообще, весь он… притягивает, как магнитом, взгляд?

— Ой, ну что ты можешь придумать такого трудного? Ну, максимум, на что способна, это… попросишь меня научить тебя плавать?