Читаем Будьте здоровы и держите себя в руках полностью

Пластик – подделка стекла. Как бы стекло. Ничего личного, но этот подонок, к сожалению, вечен. Он не разлагается со временем и в океанах сбивается с себе подобными в гигантские острова.

Ваши и мой одноразовые пластиковые стаканчики, пластиковые бутылки, унесенные ветром, возможно, тоже являются составляющей этих островов, которые мореплаватели стали наносить на карту.

Гипсокартон – подделка штукатурки. Типа штукатурка. Стена идеально равная и от этого мертвая. Эта стена точно не для фресок.

У некоторых девушек не грудь, а большая подделка. Не губы и попа, а тоже подделка. И маленький подделанный носик в довесок. Все вместе – подделка под Барби. А Барби – подделка Клаудии Шиффер. Девочки хотят быть типа, как она.

Слова “типа” и “как бы”, прочно вошедшие в наш язык несколько десятилетий назад, – а язык не обманешь – намекнули нам на то, что мы входим в эпоху подделок.

“Как бы я работал, а он…”; “ну, я типа женился – и типа началось…”; “я как бы родила ему мальчика, а он…”

Молодые люди в костюмах “Версаче” и “Армани”, сшитых в Китае, интересуются годом урожая винограда, из которого сделано вино. И восторгаются предложенной им подделкой.

Вот кто нас спасет от материальных подделок – так это Китай. Китайцы подделают все что можно – и подделки исчезнут, потому что все будет китайским.

Водительские права – подделка. Права купили, а учиться водить машину купивший права будет на пешеходах.

Во время как бы шутки на экране кто-то уже за кадром смеется. Кому-то как бы уже смешно. Это подложный смех. В том смысле, что его, смех, подложили при озвучке.

Про фонограмму, надувную женщину и общение в Интернете пропускаю.

А что такое политкорректность? Это чистой воды подделка. Вместо того чтобы сказать: “Да пошел ты… ты вообще все здесь разрушил и изгадил, ты полный идиот!!!”, мы говорим: “Извините, пожалуйста, но на какое-то время мы должны с вами расстаться. Нам обоим надо как следует подумать о произошедшем”.

Хлеб не черствеет – он портится. Молоко не киснет – оно портится. А вот человек и черствеет, и киснет, и портится. Портится – а потом умирает.

А на кладбище – искусственные цветы и искусственные слова и взгляды: “А это он с кем? А она с кем? А это кто?”

Не помню, откуда у меня в голове поговорка из Советского Союза: “Господи, почему ты все это видишь и не стреляешь?”

Будьте здоровы и держите себя в руках.


54. Бассейн Христа Спасителя

Это было, когда я учился в 7-м классе. Я жил тогда на улице Удальцова. Да, да, на улице Удальцова. Эта улица носит не имя сегодняшнего известного оппозиционера, бесконечно сажаемого просто так, а носит она имя его деда – героя войны.

На этой улице прошла часть моего детства и часть моей юности. Может быть, поэтому к сегодняшнему Сергею Удальцову я испытываю какие-то теплые чувства. Безусловно, замечая массу несовпадений в наших точках зрения на многие вещи.

Но сейчас я, собственно, совсем не об этом.

Итак, я жил тогда в пятиэтажке на улице Удальцова и учился в 7-м классе типовой московской школы, куда ходил пешком или иногда проезжал две остановки на автобусе.

Это была школа 60-х. На ее фасаде, над входом висели медальоны с изображением классиков-писателей в профиль В. В. Маяковского, А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, А. М. Горького.

В классе висели портреты физиков, видимо, потому что наша классная руководительница была физиком. Из фамилий физиков получилась довольно фривольная фраза – Тамм Майкл Фарадей Складовскую Кюрил. Кто-то из моих одноклассников это придумал. А может быть, это был я. Сейчас не помню. Но портреты физиков висели именно в таком порядке – поэтому фраза эта родилась довольно легко. Но я совсем не об этом… Боюсь в воспоминаниях школьных утонуть.

Вот я как раз про “утонуть”. Рано утром я вошел в школу – в школьный коридор на первом этаже. Слева была раздевалка. И сразу заметил что-то необычное. Такого никогда не было. Толпа школьников у стены торца коридора. Я протиснулся сквозь толпу. В черной рамке висела фотография школьника, который был на год старше меня. Я его не знал. Мальчик улыбался. Внизу был текст. Я запомнил главное. “Утонул в бассейне «Москва»”. Мальчик утонул в бассейне “Москва”.

Это была моя вторая встреча в детстве с детской смертью.

Но вот эта фраза – “утонул в бассейне «Москва»” – во мне многое перевернула. Надолго. Да так до сих пор и перевернуто.

Я ходил часто в Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Этот музей был нашим вторым семейным домом – для моего папы, для меня, для моего сына, который десять лет учился там, в Клубе юных искусствоведов.

Бассейн “Москва” был практически напротив. Зимой над ним стоял пар.

Там утонул мальчик.

Я помню об этом до сих пор: мальчик утонул в бассейне.

Иногда я видел, как пожилые женщины, тогда для меня старушки, повернувшись к бассейну “Москва”, крестились. Я потом узнал, что раньше на этом месте стоял храм Христа Спасителя, который 5 декабря 1931 года был взорван. Но это я узнал, повторяю, позже.

Мальчик утонул в бассейне “Москва”.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже