Буду с тобой (СИ)

Я стою у окна кухни и хмурюсь, глядя на улицы засыпаемую пушистыми хлопьями снега. А ещё днём было даже не пасмурно и ничто не предвещало снежного коллапса. Дороги замело, тропинки не видно, а машины покрылись снежными одеялами, и это, за какие-то два последних часа.  

– Что такое? Что за грусть? – интересуется Платон, подойдя ко мне вплотную.  

Он кладёт голову на моё плечо и смотрит в окно.  

– Погода испортилась, как мы поедем на корпоратив? Может быть, не поедем? – задаю глупые вопросы, настроение такое себе и даже дурное предчувствие, что ли. – И вообще, мы уже пропускали несколько Новогодних корпоративов. То я была беременна сыном и меня полоскало от всех запахов, то у детей была ветрянка. И ничего, никто без нас там не скучал.  

– Ну как это не поедем? Ты что, поедем, – убрав голову с моего плеча вздыхает Платон и приобняв меня снимает с блокировки телефон.  

Как бы время глянуть, хотя на руке часы есть, но на самом деле показать мне заставку телефона. Та самая чёрно-белая фотография, где на моих ресницах искрятся снежинки. Так и стоит уже двенадцатый год несменной заставкой на всех его сменяемых телефонах.    

Да. Когда-то давно я была рада такой погоде, а сейчас использую как повод, чтобы никуда не ехать.  

– Кто будет машину от снега отчищать? – интересуюсь я.  

– Мы не берём машину, на такси уедем, – Платон целует меня в щёку и уткнувшись в телефон отходит к столу.  

– Мама! Мы с Сашей будем макароны! – горланя на кухню влетает дочь, в спину ей врезается младший брат и оба смотрят на меня голодными глазами, светлыми как у отца.  

Сашка вовсе копия Платона, да и дочь тоже, но у Аси хотя бы волосы потемней, почти как мои.  

– Саша же жареную картошку просил, – вспоминает Платон.  

– Он согласился на макароны, – счастливо улыбается дочь, готовая душу продать за макароны.  

– Да, я согласился, но ты обещала, что мы будем потом играть в штаб, – припоминает Саша сестре и хмурится, а то Ася у нас дама необязательная. 

– Обещала, значит, поиграем.  

– Это не Ася Маркелова, а Ася Макаронинова, – вздыхаю я.  

– Ну мама! – возмущается со смехом Аська и скачет к столу, волоча за собой Санька.  

– Уля, ты поторопись, ещё же собираться, – напоминает муж, уходя с кухни.  

Чтобы было побыстрей, я даю детям тёрки и по куску сыра, сама кипячу воду в чайнике и всё приготовление любимых Аськиных макарон сводится к шестнадцати минутам, за которые варятся наспех выбранные «тальятелле».  

Всё быстро, быстро откидываю на дуршлаг, раскладываю по тарелкам, и дети сами посыпают сыром горячую пасту. Вроде бы всё ладно, но руки какие-то сами не свои.  

– Бон аппетит! – желаю детям весело, хотя на душе и скребут кошки.  

– Мерси! – отвечают хором дети и я ухожу собираться на корпоратив.  

Застаю Платона в спальне, вся кровать завалена рубашками и галстуками, сам муж же снова в телефоне и хмурится. Муж явно старался подобрать в чём ему идти, но отвлёкся. Я сама беру рубашку стального цвета и к ней миртовый галстук, остальное убираю в шкаф и сажусь наконец-то за стол, чтобы накраситься.  

– Часик, всего часик я там побуду, – предупреждаю Платона, так и зависшего в телефоне.  

– Ага, – отвечает муж, но что-то я сомневаюсь, что он слышал, что я ему сказала.  

Торопил меня Платон, а в итоге я собираюсь быстрей, чем он сам и ещё жду его в прихожей, раздавая ценные указания детям. Оставлять их одних дома не очень люблю, но муж настаивает на приучении к самостоятельности, тем более что их бабушки и их горячо любимый дедушка сейчас далеко. Родители Платона отдыхают в Македонии, моя мама в Уссурийске выхаживает заболевшую подругу, у которой никого нет.  

– Готова? – спрашивает Платон, собравшись позже меня на десять минут.  

– Нет, просто так тут в прихожую постоять вышла, – усмехаюсь я, дети подхватывают.  

Целуем детей и выходим из квартиры, Платон помогает сесть мне в прибывшее такси, сам же садится вперёд, рядом с водителем. Это, надо сказать необычно, ведь в такси мы всегда ездим на заднем вместе.  

– Что-то случилось? – спрашиваю с тревогой у мужа, по-прежнему уткнувшегося в телефон.  

– Нет, с чего ты взяла? – спрашивает Платон и убирает наконец-то телефон из рук.  

– Так, просто, дурное предчувствие, – как бы и отмахиваюсь и в то же время делюсь своими ощущениями.  

На что Платон лишь смеётся и обернувшись, говорит мне, глядя в глаза: 

– Ты у нас, похоже, метеозависимой становишься, – улыбается мне и снова отворачивается, когда я лишь киваю ему, заметив только сейчас, что он в светлой голубой рубашке, а к ней выбрал тёмный синий галстук с узором.  

Всю дорогу до ресторана я, и без того нервная, начинаю накручивать себя мыслями, что Платон от меня как-то отдаляется. А метеозависимость – это что? Это намёк на то, что я старею?  

Да я даже лезу в интернет, чтобы уточнить, в каком возрасте наступает эта метеозависимость, но среди массы информации не успеваю этого найти. Мы подъезжаем к ресторану. Я убираю телефон в сумку и жду, пока Платон поможет мне, ведь всегда двери открывает, но он рассчитывается с водителем, выходит и... забывает обо мне.