«Буду верен словам до конца». Жизнеописание и наследие иеромонаха Василия (Рослякова)

Не сидел я в кругу захмелевших друзей,
Не ругался (смеялся), как нынче все плохо.
(Не читал я Рубцова и Блока)
Опечалился я, и с печалью своей
Я сидел у икон одиноко.
И зачем так упорны недуги мои,
И печаль моя так неисцельна,
Что, отвергнув лекарства – вино и стихи,
По квартире шатаюсь бесцельно.
(Я режим применяю постельный)
(Я гляжу в этот мрак беспредельный)
(Свою жизнь выявляю бесцельной).
Неужели и Ты, кому сердце вверял,
(От печали желая укрыться),
(Кому страстно учился молиться),
Кому стал доверять и молиться,
Неужели и Ты переменчивым стал
И оставишь, коль что-то случится?

(Ответила совесть как)

И на это ответил мне голос с небес:
Обрати на Меня свое око,
И Я дам тебе силы для свершенья чудес
(Ты увидишь истоки времен и чудес)
(Среди будней увидишь ты тыщи чудес)
И печальную участь пророка.

Отыщи драгоценное средь суеты,

И ты станешь Моими устами —
Ты не будешь слова расточать о любви,
(За любовью придут к тебе сами)
Люди сами придут за словами.

28 апреля 1987 г.

Выставка работ К. Васильева.

Небольшой зал в здании Речного вокзала. Вся выставка – работ 30. Интересно, талантливо, красиво, т. е. душевно. А хочется духа! Людям нравится, говорят, возвращение к истокам. Каким? Истоки Руси в христианстве, а не в дремучем лесу. Васильев, видно, увлекался Вагнером (хоронили под его музыку), есть несколько работ о Нибелунгах. Потому и в картинах о Руси тот же языческий привкус (глаза). Соколиный взгляд, волчьи глаза.

А хочется побольше доброты, любви, милосердия. Но тут уже Христос: Милости хочу, а не жертвы (Ос. 6, 6; Мф. 9, 13).

Васильев умер в 34 г. Я сжег «Иудейские древности». Они были написаны в марте 1986 г., т. е. ровно год назад[13].

NB! 23 апр. 1987 г.

В культе, в богослужении задействованы все 5 чувств человека.

Зрение – иконы, утварь, одежды священников, т. е. все убранство храма.

Слух – песнопения; обоняние – кадильный фимиам, благовония; осязание – крестное знамение; вкус – принятие св. Христовых Тайн. Цель – облаготворить человека, в пределе – возвысить, выявить Божественную его сущность, дать ему самому ее ощутить, насладиться ею и пробудить стремление к умножению этой духовной красоты, которая, несмотря на наше греховное упорство, доходящее до полного отрицания существования этой красоты, все же не оставляет и не покидает нас.

После долгих раздумий над чем-то очень важным для нас и требующим обязательного разрешения вдруг рождается примиряющая мысль. Именно рождается: мы были чреваты этой мыслью, вынашивали ее, испытывали муки и боль – и наконец радуемся ее появлению. Радуемся искренне, как дети. Эту радость мы принимаем порой за истинность, считая, что мы много трудились и потому достойны ее. Но все подлежит проверке опытом. Мысль может быть убедительной, изящной, интересной, но не всегда истинной.

О трех видах искусства.

Слово сильнее, чем звук и цвет. Звук более тонок, как бы расплывчат, а потому менее конкретен, определен. Цвет более определен, оформлен, но менее тонок. И в том, и в другом как бы существуют начатки слова.

Потому и звук, и цвет словесны, и потому они смогли составить слово.

Слово – достояние человека и явление его Божественной сущности. У животных есть и музыка, и художества. (Отсюда древние культы обожествления животных.) (Христианство же, по сути, словесно, потому и человечно.) Слово было Бог(Ин. 1, 1). Не звук, не цвет, а Слово!!! Иначе евангелисты должны были написать симфонии или картины, чтобы возвестить о Христе.

Итак, слово – это оформленный, окрашенный звук или наполненный, озвученный цвет.

Слово – меч, оно несет в себе направленность, вектор действия, оно заставляет определиться и потому рождает отношения, чувства, т. к. они существуют только по отношению к чему-то, к кому-то. Звук и цвет скорее опахало. Они приближают красоту и соединяют душу с нею, но всю (!) душу, т. е. все, что в ней хорошего и плохого. Здесь синтез, а в слове анализ.

В звуке и цвете нет критерия истины.

В музыке и живописи это гармония, т. е. осмысленный порядок. Здесь есть слово, хотя скрыто, но есть. Здесь синтез, а в слове анализ.