«Буду верен словам до конца». Жизнеописание и наследие иеромонаха Василия (Рослякова)

Как приблизится время цветенья
Золотистой осенней листвы,
Так приходит ко мне вдохновенье
Из далекой лесной стороны.

Оно поутру в город заходит,

С хороводом ветров и дождей,
И меня без ошибки находит
Среди полчищ машин и людей.

Если в шумном метро я кочую,

То оно золотистой стрелой
Проникает сквозь толщу земную
И становится рядом со мной.

И такое с душой сотворится,

Что сказать – не поверит никто.
Мне завидуют вольные птицы
За сиянье и легкость ее.

Я тогда становлюсь на мгновенье

Не от мира сего молчуном,
А бесплотных стихов сочиненье
Служит хлебом тогда и питьем.

И тогда ничего мне не стоит

Бросить все и уйти в монастырь,
И упрятать в келейном покое,
Как в ларце, поднебесную ширь.

«Когда другого я пойму»

Когда другого я пойму
Чуть больше, чем наполовину,
Когда земному бытию
Добуду вескую причину,

Когда все тяжкие грехи

Я совершу в беспечной жизни
И подскажу, куда идти,
Моей заплаканной отчизне;

Когда необходимым вам

Покажется мой стих невнятный,
А время по любым часам
Настроится на ход обратный, —

Я вдруг всецело проживу

Мгновенье вольного покоя
И как-то радостно умру
На людном перекрестке – стоя.

О кресте могильном

А где-то, я и сам не знаю, где,
Но где-то все на этой же земле,
Стоит одна высокая сосна
И думает ночами про меня.

И что-то, правда, сам не знаю, что,

Но что-то очень важное одно
Она мне все пытается сказать,
Да веткой нелегко меня достать.

И, отчего, не знаю, по стволу,

Похожая на женскую слезу,
Стекает молчаливая смола
И каплей застывает янтаря.

И где-то на сосновой той коре,

К которой прикоснулся я во сне,
Виднеются белесые рубцы,
То высеклись объятия мои.

Послесловие к «Евгению Онегину»