Митенька из дружественной редакции? А может, Дмитрий Митрофанович, наш издатель? Я покраснела: ох, служебный роман – это было бы ужасно. Маятник равнодушно показал очередное «нет» и безучастно качался, пока я перечисляла всех Дмитриев, за которыми оказались замужем мои однокашницы и подруги. Не согласился даже на юного и знаменитого Диму Билана, которого я вспомнила просто от отчаяния.
Дарьяла покивала головой:
– Видимо, тебе предстоит узнать тайну самой. И произойдет это очень скоро.
Я шла домой, вдыхая остатки благовонного дыма, который запутался в моих волосах и одежде.
И снова думала о Евгении, о том, как трудно строить отношения, и о том, что я совсем не готова снова переживать сердечную боль. Интересно, что же за человек прячется за неуловимой буквой?..
Дома меня ждала теплая тишина, полная покоя и одиночества. Хорошо, можно все обдумать как следует. Но не успела я нажать на клавишу чайника, как запиликал телефон. Маринка! Вот неугомонная душа…
– Ну как? Ну что? Что она тебе сказала?
– Да, в общем-то, ничего особенного… Маятником меня чуть не укачало, веришь! – почему-то сказанное Дарьялой я не могла повторить даже лучшей подруге.
– Эх, меня бы взяла с собой, что ли, – посетовала подруга и перескочила на другую тему. – А мой Витька опять хочет машину менять… Теперь увлекся внедорожниками. Говорит, на рыбалку буду ездить… – Марина успокаивающе зажурчала про Витьку, которого я знаю сто лет в обед – они поженились еще на третьем курсе, и я была свидетельницей. Про двух детишек, про какие-то их школьные дела, бесконечно далекие от меня… Я слушала и не слушала, пока Маринка не попросила:
– Ну, расскажи еще что-нибудь интересненькое… Надоело мне все, Ирка. Каждый день одно и то же. Сплошной «день сурка». На работе тоска зеленая, одни бумажки с бухгалтерскими данными… Хоть тебя послушаю! Что там было в пресс-туре для «избранных» журналистов на Крите?
И мы болтали, как тысячу раз до этого. Я рассказывала, с кем встречалась, какая тема номера у нас планируется, а Маришка восхищалась и вздыхала. Так было, сколько себя помню: еще в школе я пересказывала ей события со слетов и конкурсов, а она, тяжеловатая на подъем, восторгалась, подбадривала меня и с удовольствием слушала, как будто отсвет моей бурной жизни падал и на нее.
Мое рабочее утро началось с появления бодрой усатой Анны Николаевны из отдела писем. Она всегда приходит в десять и приносит редакционную почту. На моем столе образовалась стопка из пяти конвертов, адресованных мне лично. Редакторы за день получают писем раз в десять больше. Я допила кофе, как всегда божественно сваренный нашей «кофейной феей», и принялась за конверты. Наверняка что-нибудь от читателей и, как обычно, приглашения на мероприятия – выставки, пресс-конференции, презентации…
Поскольку в редакции стало страшно шумно – редакторы громогласно обсуждали только что принятое по телефону интервью скандально известной певицы, – я устроилась читать письма на диванчике в холле.
Какая-то юная барышня пишет, что обожает журнал «Анна» и хочет тоже стать журналисткой. Просит совета, куда поступать. Надо будет ответить и ободрить. В ее возрасте я бы отчаянно обрадовалась, если бы получила письмо из редакции. Хотя, конечно, не в наших правилах вступать в переписку с читателями…
Так, дальше пара приглашений, как я и думала.
А это что такое? Узкий синий конверт без штемпелей. Написано – Ирине Тумановой. Почерк крупный и строгий. Интересно.
Не удержалась и сунула в конверт нос. Пахло хорошим мужским одеколоном, горьковато и чуть тревожно. Кажется, «Кензо».
Вытащила листок.
«Дорогая Ирина! Я восхищен вашим безупречно ясным взглядом, вашей летящей походкой и такой мягкой улыбкой. Я не люблю дамские журналы, но ваш читаю – чтобы сохранить иллюзию беседы с вами, тем более, что в каждом выпуске в колонке «От редакции» я могу видеть ваше прекрасное фото… И тогда я понимаю: больше всего на свете я хотел бы оказаться с вами наедине, чтобы рассказать все, что чувствую, что думаю, прочитать вам свои любимые строки из Цветаевой и Есенина..»
Все, дальше можно не читать. Восторженный воздыхатель, причем тайный. Подписи нет, конечно. Я пожала плечами. Такие письма не редкость. А вот то, что конверт пришел не по почте, кое-то означает… Каким образом он попал в отдел корреспонденции? Морщась, я отправила синие листки вслед за приглашениями в ближайшую корзину для бумаг.
Через полчаса меня вряд ли можно было назвать обладательницей «безупречно ясного взгляда»: я расшифровывала интервью Дарьялы с диктофона, не доверив эту работу никому.