За последние 250 лет население Земли увеличилось в шесть раз. Оно все еще растет драматически, хотя темпы роста несколько замедлились; сейчас он приходится в основном на беднейшие страны. И хотя есть надежда, что мир в целом в конце концов преодолеет демографический взрыв, вполне возможно, что прежде, чем это произойдет, некоторые страны переживут кошмарный мальтузианский коллапс. Например, в Республике Бангладеш, территория которой значительно меньше Беларуси (причем большая часть ее представляет собой аллювиальную затопляемую равнину, часто подвергающуюся разрушительным действиям циклонов), уже сейчас проживает 134 миллиона человек, к 2050 году, как предполагают, эта цифра достигнет 250— 255 миллионов. В некоторых других регионах наблюдаются еще более высокие темпы роста: палестинские арабы, например, по имеющимся прогнозам, увеличат свою численность за предстоящие несколько десятилетий в 3,3 раза — и это на земле, где уже сейчас ощущается критический недостаток питьевой воды. Индия предположительно добавит за это время к своему нынешнему населению столько людей, сколько сейчас проживает на всей территории Европы[52]
.Конечно, демографические предвидения ненадежны. Есть прогнозы «низкие», «средние» и «высокие». И существуют вопросы, на которые ни у кого нет ответов. Сколько людей может вообще прокормить наша маленькая планета? Сколько жизней унесут факторы, снижающие народонаселение не в результате ограничения рождаемости, а из-за высокой смертности? Например, уже сейчас можно предвидеть гибель пятидесяти миллионов человек от СПИДа. Когда это кончится? И какие новые беды притаились за углом? В этом смысле демографические прогнозы ничуть не лучше биржевых. В любом случае, самый мудрый подход — заблуждаться в сторону осторожности. Численно ограниченное население, способное выжить, используя имеющиеся обновляемые ресурсы, создаст меньшую нагрузку, обеспечит менее разрушительный переход к новой экономике.
Альтруизм
Вы среди мертвых сухих буковых листьев, в пожаре ночи,
Сожженные, как жертва, вы — невидимки…
По Дарвину, естественный отбор оказывает предпочтение такому поведению, которое способствует выживаемости. Самоубийственное поведение, казалось бы, должно вести к вымиранию вида. Как же тогда, спрашивали социальные биологи, можно объяснить поведение пчелы, которая кусает врага, вместе с жалом вырывает свои внутренности и погибает? Ответ заключается в том, что все решает выживаемость генотипа, а не индивидуума. Защищая улей, пчела умирает, но другие члены пчелиного сообщества, ее генетические копии, продолжают жить и размножаться: шансы на выживание их генов увеличиваются жертвой индивидуума.
До совсем недавнего времени выживание человеческого индивидуума было в высшей степени проблематичным. Люди — физически уязвимые существа с непрочным кожным покровом, слабой мускулатурой, без когтей, с атрофированными клыками. По-видимому, внеклановый каннибализм в первобытную эпоху повышал шансы на выживание вида. Чужие особи или группы были не просто врагами, но и потенциальной пищей. Мы являемся результатом именно такого эволюционного процесса.
У всех животных видов внесемейный альтруизм — редкое исключение. Выживание требует максимального напряжения сил, а энергия, израсходованная на чужие гены, — это энергия, которую можно было употребить на благо собственных детей. Таким образом, рассеянный или несфокусированный альтруизм снижает выживаемость.
Можно представить большинство свойств в виде точек, образующих некий континуум. Если поместить рассеянный альтруизм на одном конце, а сфокусированный — на другом и провести статистическую кривую, она резко отклонится в сторону сфокусированного альтруизма, то есть к прямому потомству.
Объединение семей в большие группы (племена) сопровождалось специализацией и сотрудничеством. Статистическое отклонение в сторону сфокусированного альтруизма сохранялось, но уже не безусловно. Люди научились «жить по правилам», симулируя несфокусированный альтруизм. Но гены при этом особо не изменились. Политическая история
Каким должно быть наше общество? В той степени, в какой альтруизм определен нашими генами, искусственный отбор теоретически мог бы создать социальный контур, направленный в сторону рассеянного альтруизма. Трудность продвижения к лучшему обществу состоит в том, что процесс этот непременно сопряжен с усилиями и даже жертвами ныне живущего поколения, наделенного поистине диктаторской властью над потомством.