«Страна экспортировала вакцину в огромных количествах, но русские продолжали стареть и умирать. Почти все. Лет через двадцать появились подозрения, что политическая и финансовая элита России – очень небольшой круг, несколько тысяч человек – не только не умирают, но и не проявляют никаких признаков старения… Президент, правительство, так называемые «олигархи», верховные чины армии и спецслужб… Очевидцы утверждали, что эти люди… помолодели. В народе поползли слухи, что жертвы эксперимента по вакцинации от смерти, имена которых были строго засекречены, вовсе не были такими уж жертвами. Опыт по омоложению российская власть героически поставила на себе. Государственные медиа немедленно опровергли эти сплетни, народу был показан постаревший президент – но только на экране. На публике он больше не появлялся, как и все его ближнее окружение. В России эту группировку называют «Большой Змей».
Один из варваров, услышав знакомое слово, сует мне в нос обрывок флага: символическое изображение дракона, пожирающего свой хвост. Потом плюет на дракона, швыряет его на пол и топчет, изрыгая на своем корявом наречии ужасные проклятия, состоящие сплошь из «р», «ш» и «ч». Репортер сочувственно смотрит на дикаря, давая ему высказаться, потом снова поворачивается к объективу.
«Сегодня средняя продолжительность жизни в России – тридцать два года. Но эти люди убеждены, что страной до сих пор управляют те же лидеры, что и четыреста лет назад», – заключает он.
Занимательно.
Нет, правда, занимательно.
ОТРЫВОК 14 – Казнь
Черный зал с высоким потолком; стены не крашены, а словно закопчены, и потолка не видно. Пол завален всевозможными отбросами, сложенными в огромные кучи.
Темнота в зале замешана на смраде, воздух густой и неподвижный. Здесь нет ни освещения, ни вентиляции: люди не должны тут появляться, им тут делать нечего.
Но они тут: восемь человек в странных одеждах с капюшонами, вместо собственных лиц – одно на всех, чужое. На этих восьмерых белые маски с прорезями для глаз – лицо статуи древнего божества, прекрасное холодной бесполой красотой и юное бесконечной молодостью мрамора. Стоят они кругом.
А в середине круга на полу лежит девятый человек. Совершенно голый, связанный, он извивается, старается освободиться, но его стреножили слишком крепко. Все, что удается голому – привстать на колени, поползти вдоль круга, умоляя, хныча, пытаясь приникнуть, пристать хоть к одному из восьмерых. Но каждый ударяет его ногой в грудь, отталкивая от себя.
- Я ошибся… Ошибся… – бубнит голый человек. – Я нарушил, я знаю, что нарушил, что осквернил… Но вы ведь не должны… Не обязаны! Вы можете просто отпустить меня. Никто, кроме вас, кроме нас, не знает!
- Безбрачие – главный из наших обетов, – говорит одна из масок; любая из масок. – Ты потерял чистоту. Жил с женщиной. Лгал нам.
- Она меня соблазнила. Совратила. Я не виноват. Эта блядь! Эта ведьма…
- Ты макнул в грязь, в дерьмо, нас всех, Базиль. Ты знаешь, у нас только один способ отчиститься.
- Не надо, Эл! Не надо!
- Мы просто сделаем то, что обязаны сделать.
- Я исчезну. Исчезну. Вы скажете, что избавились от меня, а я клянусь, что больше никогда не появлюсь тут. Во всей Европе никогда не появлюсь! Никогда!
- Мы не имеем права, ты знаешь это, Базиль.
- Даниэль! Антон! Пожалуйста!
- Прекрати, Базиль.
- Виктор! Йозеф! Хоть ты… Ты скажи… Бен! Бен!
- Все, хватит цирка. Пора.
- Ян! Ян! Ян! Где ты? Ты же знаешь… Ты же не можешь, как они?!
- Держите его. Даниэль, Йозеф.
- Нет! Нет-нет-нет!!! Аааа!
- Держите его! Выскальзывает! Алекс, Бернар!
- Все, отхватил. Черт, кровищи…
- ААААА!!! Суки! С-су-уууки!
- Ну, вот. Погоди, это еще не все. Открой рот! Рот открой! Нажми ему там сбоку!
- Ауууаыыыяяя….. Мммммыуу…
- Вот так. Черт. Вот так. И жуй его теперь. Жуй свой...
- Аааа! Аааа! Ммммм!
- Поднимай его!
Вдоль стены в полу идет ряд прямоугольных углублений. Каждое – три метра в длину, два в ширину и два в глубину, похожие на саркофаги. Над каждым – открытая стеклянная крышка, каждый наполнен какими-то отбросами, помоями. Голого человека, перемазанного красным, вопящего и мычащего, подхватывают на руки четверо, волокут к саркофагу и швыряют небрежно, как мертвеца, внутрь.