Вожатый поворачивает ко мне свои пустые глазницы. Смотреть в них неловко, хочется отвести взгляд; но наука врать учит всегда смотреть в глаза – спокойно, смаргивая не чаще раза в три секунды, но и не реже, чем раз в пять. В чем-в чем, а в этом искусстве я поднаторел. И пусть я не вижу его глаз, скорее всего, они там.
- Что ты чувствуешь? – почти тепло спрашивает вожатый.
Сейчас он считает, сколько раз я моргаю, следит за тем, даю ли я волю своим тикам, по вздыманию грудной клетки определяет частоту дыхания и сердцебиение.
- Ничего не чувствую, – отзываюсь я.
Он удовлетворенно треплет меня по плечу.
Ко мне оборачивается Сорок Пятый. Наверное, ничего – это именно то, что он чувствует всегда.
- Зря ты вчера снотворное пил, – почти отечески говорит мне вожатый сегодня. – Совсем ничего?
- Совсем, – повторяю я, вежливо улыбаясь.
И смотрю мимо него на грандиозный шкаф, стерильный, блестящий, в утробе которого хранятся, разложенные по ячейкам, сотни спящих людей.
Мне грустно.
Я вижу свой дом в последний раз.
Башня, в которой находится лагерь – это целый мир, и тем, кто тут живет, другого мира не дано. Мы знаем, что он есть, что он находится где-то за ее наружными стенами. Но мы не знаем, какие из стен башен – наружные, до того она велика. В ней гораздо больше места, чем может потребоваться среднему человеку, чтобы прожить всю свою жизнь.
Меня вдавливает в пол: лифт рвется вверх. Мне неизвестно, сколько всего уровней в башне – тот подъемник, которым было разрешено пользоваться нам, перемещался лишь между десятью этажами. Но, говорят, были и другие лифты – такие, что ныряли на десятки уровней вниз, и такие, что поднимались чуть ли не на сотню этажей выше нашего предела.
Двери разъезжаются, и мы попадаем в круглое шарообразное помещение. Его стены – экраны, на них – захватывающий дух горный пейзаж, возможно, сферическая трансляция живой картинки откуда-то с Гималаев. Не знаю, впрочем, не застроили ли еще Гималаи… Возможно, это многочасовая сферическая видеозапись, сделанная в Гималаях лет триста назад, и теперь зацикленная в бесконечность на этих экранах. Прямая трансляция из мира трехсотлетней давности.
Под стать и оформление: тот лифт, из которого мы вышли, как бы устроен в горной пещере. Пол помещения выглядит как круглая смотровая площадка. Напротив нас – еще один подъемник, якобы стеклянный, чья прозрачная шахта уходит в необозримую небесную перспективу. У лифта на небо нас ждет другой человек, впрочем, совершенно неотличимый от нашего вожатого.
- Пресвятая… – забывшись, восхищенно шепчет Двести Двадцатый и тут же спохватывается, надеясь, что его не слышали.
Но его слышали – я, Сорок Пятый и Пятьсот Третий. Я отворачиваюсь – мне все равно, во что верит Двести Двадцатый, как и все равно, мастурбирует ли он. Но Пятьсот Третий торжествует так, словно поймал Двести Двадцатого со спущенными штанами.
- Пресвятая кто? – громко интересуется он. – Кто Пресвятая, а, Два-Два-Ноль? Богородица, может?
- Заткнись, – краснеет Двести Двадцатый. – Или я…
- Правила не допускают служения устаревшим культам, – вмешивается Сорок Пятый. – Это пережиток.
Он любит правила. Человеку вообще свойственно любить, хотя это тоже пережиток.
- Может быть, рановато тебя выдвинули на испытание? – щерится, отскакивая, Пятьсот Третий.
- Заткнись, тварь! – Двести Двадцатый теряет самообладание, вцепляется Пятьсот Третьему в глотку. – Ты не смеешь!..
Семьдесят Первый оказывается между ними, раздирает их, уже слипшихся в единый ком, своими ручищами, расталкивает в стороны.
- Хватит! – басит он. – Сейчас нас всех из-за вас…
- Вожатый! – зовет Сорок Пятый. – Нарушение правил!
- Я тебя достану… – бешено хрипит Двести Двадцатый.
- Не успеешь… – шипит ему Пятьсот Третий. – Если испытание – это бой, я тебя…
Но вожатый, выведя нас на смотровую площадку, теряет к нам всякий интерес.
- Это больше не моя забота, – говорит он. – Теперь вами занимаются другие.
Он отступает в доставившую нас кабину и проваливается в ней на низшие уровни. Одновременно распахиваются двери лифта напротив – и из него выходит человек, неотличимый от нашего вожатого. На нем такая же маска и такое же трико.
От Сорок Пятого с его скучными доносами человек отмахивается, как от мухи. Стоило бы догадаться, что на небесах доносят и клевещут о чем-то поважней и позанимательнее.
- Вас ждут, – он жестом приглашает всех нас в лифт…
ГЛАВА 1
О ЛИФТАХ
Лифт – отличная штука, стараюсь убедить себя я.