— Дедуль, налей мне тоже! — просит Хему, порнобарон-отличник.
— Жена твоя не против? — подначивает Девендра. — А то моя вся изведется, пока я до кондиции дойду!
— Да потому что у тебя от всей поджелудочной одна четверть осталась, а ты и ее хочешь проспиртовать! — не выдерживает старуха.
— Цыц! — Девендра сводит вместе свои кустистые брови. — На то я и хозяин дома!
— У меня, например, все в порядке, — настаиваю я; в моей голове шумит теплое море.
— Вот еще одно доказательство — он пацан! — вмешивается в нашу беседу старый Девендра.
— Ну молодец, что тут можно сказать? — Очкарик хлопает меня по плечу. — Так держать! Но! Но почему-то все ваши хотят на наших глядеть. Может, потому что знают: у нас если телочка на семнадцать выглядит, то ей семнадцать и есть. А может, потому что у нас это с огоньком делают, как в последний раз…
Аннели отвернулась от меня, сгорбилась, занята чем-то. Мне хочется подойти к ней. Погладить по спине. Взять за руку. За что я на нее наорал?
— У нашего дяди Ганеша была опухоль, — говорит Радж. — Рак поджелудочной.
— Это брат мой, — поясняет Девендра. — Хороший был человек. С кишками у нас у всех не в порядке.
— Два года умирал, — продолжает Радж. — Ему было семьдесят. Доктора сказали, два месяца, а он два года тянул. И каждую ночь требовал, чтобы жена спала с ним. Тетя Аайюши. Его ровесница, между прочим. Спала, ты понимаешь? Такой силищи был человек. Тетя говорила, ей страшно каждый раз: вдруг, мол, он прямо на мне преставится? Но отказать не могла.
— Не могла? Не хотела! — громыхает Девендра. — Вот такой был мужик! — Он показывает мне большой палец.
— Вот и брал бы с него пример! — тычет узловатым пальцем деду в нос его седая жена.
— Вот и беру! — Старикан опрокидывает еще стакан.
— В общем, у нас это в крови. — Хему-очкарик протягивает ему чайную чашку. — Я про страсть.
— Немудрено с такой-то красавицей! — Девендра толкает старуху локтем в бок, кивает на беременную блондинку. — Ты у меня, правда, тоже ничего была…
— Я-то от воды их не отказывалась бы! — кивает старуха.
— Мы и тебе достанем, баба Чахна! — заверяет ее Радж.
— Хочу выпить за то, Хему, чтобы твоя Бимби родила тебе крепкого бутуза! — улыбается Девендра.
— Я тоже за это выпью! — подставляет стакан Радж. — За твоего сына, брат! И за тебя, Бимби! Нам нужны пацаны. Нашей семье, нашему народу…
Все пьют за напомаженную Бимби; та хихикает осторожно, чтобы случайно не родить.
— Пойду-ка я продышусь! — Девендра встает со своего дряхлого стула. — Эй, старая, пойдешь на улицу?
— Так вот, друг! К нашему бизнесу! — дергает меня за рукав Хему. — Все говорят, что ваши там одурели уже от виртуальных партнеров и от симуляции… Но! У меня шикарная идея. Вербуем тут взвод юных дев, сажаем их перед камерами… Сечешь?
— Погоди! Сейчас я…
Я отмахиваюсь от него, поднимаюсь на своих травяных ногах, бреду к Аннели. Надо объяснить ей, почему я это сказал. Перед глазами — она, обнаженная, безумная, на яркой и нежной траве… И потом в этом чертовом кабинете, когда ей сказали…
— Послушай… — Я дотрагиваюсь до ее плеча. — Послушай! Ты меня извини, я… Она вздрагивает, будто я ее уколол. Раскрывается. В руках у нее чей-то коммуникатор.
— Взяла у Сони. Я позвонила ему. Вольфу.
— Что?..
— Он не отвечает. Я пять раз звонила, но он не отвечает. Я написала ему, дала адрес.
— Зачем?!
— Пусть он знает, где я. Пусть заберет меня. Бессмертные нас тут не достанут.
— Но если…
— Я больше не хочу ждать, — говорит Аннели. — Мне нужно, чтобы он забрал меня. Понимаешь?..
— Понимаю.
— Прости, что ударила тебя. У тебя все еще кровь идет. Я утираю рот. На моих руках красное.
— Не страшно, — улыбаюсь ей я. — Я продезинфицировал.
Вкус самогона проходит, вкус крови остается. Я проглатываю вязкую слюну. Выдыхаю через нос.
Моя кровь пахнет ржавым железом.
Глава XVI
Перерождение
Мы сидим на балконе, я и Аннели.
Под нами Рамблас, запруженные народом бульвары старой Барселоны. Миллион огоньков колышутся на дне мира, словно люди — мерцающий планктон. Солнце сюда не проникает: грязный потолок ангара обрезает старые дома по шестой этаж, и уличные фонари не работают; но все освещают себе дорогу сами — коммуникатором, карманным диодом, чем попало.
— Красиво. Как будто у каждого душу видно, — сдавленным голосом шепчет Аннели и протягивает мне самокрутку. — Будешь?
— Душ не бывает! — Я затягиваюсь ее дурманом, кашляю.
— Не говори за всех.
Внизу в огромных котлах варят мясо, на жаровнях дымят орехи и какие-то клубни, очереди бесконечные, смех и болтовня, угар и многосложный аромат еды со всех концов света. Мы просто сидим и ждем, пока за Аннели прискачет ее рыцарь на белом коне, посадит ее впереди себя, обнимет нежно и властно и умчит ее вдаль. Ожидание мучительное; чтобы промотать время вперед, мы используем волшебную траву Раджа.
— Единственное, что реально стоило генетически модифицировать, — выпуская клуб дыма, хвалит ее Аннели.