Будущее денег

«Оденеженную» верхнюю половину торта ВНП экономисты воспринимают как единственную часть. Однако эта официальная рыночная экономика, со всеми ее финансовыми операциями, покоится на «неоденеженной» производственной части «торта». А ведь здесь находится самозанятость, бартер, внутрисемейная экономика подарков и натуральное сельское хозяйство. Вся человеческая экономика в конце концов основывается на дарах матери-природы: базе природных ресурсов, пространстве, где к тому же остаются все «внешние расходы» экономики в целом (поглощение токсичных выбросов и переработка мусора, если не превышен допуск по его поглощению).

Рыночная экономика оказывается всего лишь «сахарной глазурью поверх торта»!

Эта рыночная часть может функционировать только при поддержке услуг общественного сектора (среди которых, например, транспорт, образование, законы, правоохранительные органы). Однако и общественного и частного сектора не было бы, если бы не было бесплатных даров общественно-кооперативной экономики. Воспитание детей, их обучение, как сделать в обществе общественную или частную карьеру, — это та часть, которую Хендерсон называет «экономикой любви», которая в свою очередь представляет собой скрытый фундамент официальной экономики. Самая большая заслуга «экономики любви», разумеется, в том, что через нее мир природы спонсирует официальную экономику — а она даже не считает нужным признать ее существование!

Еще одна тема, которой Хендерсон уделяет место, «священная для всех цель полной занятости». Под этим термином экономисты и политические деятели понимают полную занятость «главы семейства» (т. е. лишь половины взрослого населения, как правило, мужчин). Работу, что выполняют женщины и дети — как дома, так и в обществе, — они считают несуществующей. Между тем «все это представляет колоссального размера субсидию для сектора, оцениваемого в ВНП. Она появилась, как только женщины стали оплачиваемой рабочей силой, вследствие мобилизации в военное время и блеска наличных… Мало кто отваживался спросить, может ли общество нанимать и платить всем трудоспособным взрослым, или это «сорвет банк», или просто раздует национальную валюту, опустошит сельские районы и уничтожит семейную и общественную жизнь, потому как дети, старики и больные останутся без присмотра»[326].

И внезапно скучные технические определения ВНП или безработицы распускаются на наших глазах как бутоны скрытых политических и социальных проблем, — а ведь некоторые из них проявились еще полвека назад. И лишь в последние годы им стали уделять хоть какое-то внимание. Даже Мировой банк начал отслеживать эти факты и наконец признал: все, что измерялось в традиционном ВНП, — это только часть реальности, вводящая в заблуждение, не охватывающая огромного влияния «неоденеженных» и натуральных факторов.

Точка зрения биологии

Математика и физика всегда были «моделирующими науками», идеальной метафорой, к которой стремился весь научный прогресс последних двух веков. Однако сейчас ситуация начала меняться. «Приоритет математической физики как науки наук и суть общего научного прогресса — как это было с XVII века — теперь уходит. Ныне прогресс концентрируется вокруг наук о жизни, вокруг вопросов, возникающих из биологии, молекулярной химии, биохимии, биогенетики… Эти вопросы теперь, кажется, фигурируют как минимум в четверти научных и философских исследований, так же как когда-то физика Декарта и Ньютона»[327].

Метафоры для экономики, озвученные биологом-эволюционистом Элизабет Сатурне, поэтому кажутся особенно уместными. «Как биолог-эволюционист я считаю глобализацию естественной, неизбежной и даже желательной. Она уже началась, и этот процесс необратим. Мы совместно воплощаем в жизнь некоторые проекты, такие, как глобальная телефонная связь, почта, воздушный транспорт, однако самый главный, центральный аспект глобализации — ее экономика. А ее строят так, что это угрожает всей нашей цивилизации… Процесс эволюции не пойдет до тех пор, пока личные, общественные, экологические и планетарные интересы не будут разумно согласованы. Эта сторона биологической эволюции до сих пор, к сожалению, на передний план не вышла и потому не является частью нашего банка социальных генов. Какой бы духовностью мы ни обладали, мы, люди, навсегда останемся биологическими созданиями, и мы могли бы многое почерпнуть из того, что усвоили за 4,5 миллиона лет вольного танца, которые мы называем эволюцией.