Будущее медицины: Ваше здоровье в ваших руках

В период до ПС был велик процент ошибок при переписывании, рукописи страдали от механических и средовых воздействий, часть из них терялась. И наоборот, после ПС копии получались одинаковыми, надежными и совершенными, но если в оригинале была ошибка, то она шла в массовое производство. Возможно, самый известный казус произошел спустя два столетия с так называемой «Греховной Библией» (The Wicked Bible) 1631 г.⁹, когда из-за опущенной по ошибке отрицательной частицы в седьмой заповеди получилось «Прелюбодействуй».

Прежде всего, очевиден контраст между «эпохой уха» и «эпохой глаза», поскольку до ПС только очень богатые люди, знать и священнослужители имели доступ к рукописям и умели читать – они составляли всего 8 % европейцев. В отличие от них простому человеку оставалось только слушать. Довольно быстро после ПС люди в своей массе стали грамотными, так как книгопечатание резко увеличило количество книг, а снижение затрат сделало их несравненно более доступными.

Как утверждала Эйзенштейн, это была коммуникационная революция и бурное развитие знаний, которые «изменили отношения как между учеными, так и между системами идей»¹. Поток информации решительно и бесповоротно изменился. Стэнли Морисон так описал это в книге «Ученый станок как институт» (The Learned Press as an Institution): «Совокупное воздействие продолжающейся революции в каждой области человеческой мысли и деятельности благодаря изобретению, связанному с городом Майнц, слишком велико, чтобы описать его во всей полноте. Последствия для религии, политики и промышленности неподвластны оценке сегодняшних историков, библиографов или других ученых: они слишком серьезны, и их невозможно предвидеть в настоящем»¹⁰.

При традиционном ретроспективном взгляде на эпоху мы можем видеть серию тектонических сдвигов в мире, которые представлены на рис. 3.1. Это обычный способ оценки последствий изобретения печатного станка, согласно которому оно привело к Реформации, первому религиозному движению, которому способствовало печатное слово, более чем десятку религиозных войн, Возрождению и т. д. То есть не было бы изобретения Гутенберга – и каждая из последующих шести эпох цивилизации не была бы возможна. Хотя Эйзенштейн не дошла до утверждения, что первая промышленная революция стала результатом изобретения печатного станка, многие другие заявляли именно это. Маршалл Маклюэн в «Галактике Гутенберга» (The Gutenberg Galaxy) писал: «Изобретение книгопечатания утвердило и расширило новую визуальную роль прикладного знания, создав первый однотипный и воспроизводимый товар, первый конвейер и первое массовое производство»¹¹. Не так давно Найт Силвер в книге «Сигнал и шум» (The Signal and the Noise) утверждал, что промышленная революция 1775 г. была следствием развития книгопечатания: если до этого наблюдалась стагнация с экономическим ростом всего 0,1 % в год, то после экономика стала расти быстрее, чем население¹².

Но я предпочитаю оценивать преобразующие последствия изобретения Гутенберга с точки зрения тех ключевых атрибутов, которые благодаря ему возникли и развивались, а не видеть в нем предшественника последующих важнейших периодов в истории. Дело в том, что, по-моему, коммуникационная революция, которая началась в 1440 г., сейчас, спустя 575 лет, повторяется. В таблице 3.1 приведены основные атрибуты, на развитие которых повлияло появление гутенберговского станка, для сравнения в таблице дан смартфон, или «фаблет», как его теперь называют некоторые (комбинация английских слов phone (телефон) и tablet (планшет)). При первом же взгляде на таблицу вы заметите галочки в каждой графе. Но здесь я объясню, чем эти параллели настолько поражают.

Бесспорно, эпоха после ПС была связана с бурным ростом знаний и информации. Как и наша эпоха. В XV в., как резюмирует Найт Силвер, «объем информации рос гораздо быстрее, чем наше понимание того, что с ней делать, или наша способность отличить полезную информацию от дезинформации»¹³. Сейчас, в XXI веке, когда за последние два года было генерировано больше данных, чем за всю историю человечества, мы называем это «большие данные»[11]. И постоянно увеличивается доля таких данных, которые получены из или при участии мобильных устройств. Николас Карр в «Пустышке»[12] (The Shallows) приводит строки из одной пьесы 1612 г.: «Так много книг – сплошная путаница! Вокруг океан печатной продукции. И по большей части – пустословие»¹⁴. Сегодня каждый день генерируется три квинтильона байтов данных; наша цифровая вселенная, как ожидается, увеличится в 50 раз за это десятилетие (2010–2020), от менее чем 1000 экзабайтов до более 40 000. Подобно тому как книгу, которая поначалу была редким товаром, стали считать вмешательством сверхъестественных сил в конце 1400-х гг., так и изобретателя прототипа смартфона Стива Джобса стали приравнивать к Иисусу¹⁵.