Но помимо неуклонного, зловещего роста военной промышленности, действовали и другие, более глубокие силы, готовя будущие беды. Министерства иностранных дел суверенных государств не забыли конкурентных традиций восемнадцатого века. Адмиралы и генералы со смешанными враждебностью и восхищением присматривались к мощнейшим видам оружия, которые сталелитейная промышленность исподволь навязывала им. Германия была лишена благодушного самодовольства англоязычного мира: она хотела иметь место под солнцем. Усиливались трения по поводу раздела сырьевых регионов Африки. Британцы были заражены хронической русофобией из-за страха за свои огромные вложения на Востоке и потому стремились превратить Японию в модернизированную империалистическую державу. Кроме того, они «помнили Маджубу[9]». Соединенные Штаты, задетые беспорядками на Кубе, были уверены, что для слабых и слишком обширных испанских владений смена власти будет только к лучшему. Таким образом, игра в Силовую Политику продолжалась, но она шла на задворках господствующего мира. Было несколько войн и изменений границ, но они не влекли за собой фундаментального нарушения общей цивилизованной жизни. Они вроде бы не угрожали фундаментальным образом ее расширяющейся терпимости и взаимопониманию. Экономические и социальные проблемы приглушенно бурлили под тихой поверхностью политической жизни, но не угрожали большими потрясениями. Идея полного уничтожения войны и избавления от остатков ее причин витала в воздухе, но эта идея была свободна от какого-либо чувства неотложности. Был учрежден Гаагский трибунал, началось неуклонное распространение концепций арбитража и международного права. Многим действительно казалось, что народы Земли обустраиваются на своих территориях, продолжая спорить, но не воюя. Изрядная социальная несправедливость все больше и больше смягчалась обостряющимся чувством социальной порядочности. Стяжательство не выходило за благопристойные рамки, и общественный дух был в моде. Отчасти это была вполне честная общественная одухотворенность.
В те дни, отдалившиеся уже на полжизни, никто не думал о каком-либо мировом управлении. Лоскутное одеяло великих и малых держав казалось самым разумным и практичным способом ведения дел человечества. Было слишком сложно поддерживать связи для хоть какого-то централизованного управления миром. «Вокруг света за восемьдесят дней», вышедшие семьдесят лет назад, казались тогда экстравагантной фантазией. Это был мир без телефона и радио, в котором не было ничего более быстрого, чем паровоз, или более разрушительного, чем ранние виды разрывных снарядов. Тогда и они казались чудом. Гораздо удобнее было управлять этим миром Равновесия Сил в отдельных национальных областях, и, поскольку у народы имели кое-какие возможности нападать друг на друга и творить другие безобразия, не виделось никакого вреда в пылком патриотизме и полной независимости отдельных суверенных государств.
Экономическая жизнь в значительной степени управлялась безответственным частным бизнесом и частными финансами, которые, будучи частными, могли объединять свои сделки в единую сеть, для которой мало значили границы и национальные, расовые или религиозные чувства. «Бизнес» стал содружеством гораздо более всемирным, чем политические организации. Было много людей, особенно в Америке, которые верили, что «Бизнес» может в конечном счете объединить мир, а правительства склонятся перед главенством его сетей.
В наши дни легко быть мудрыми задним числом. Сейчас легко видеть, что под этой прекрасной поверхностью разрушительные силы неуклонно набирали силу. Но эти разрушительные силы сыграли сравнительно малую роль в мировом спектакле полувековой давности, когда формировались идеи того старшего поколения, которое все еще доминирует в нашей политической жизни и политическом воспитании своих преемников. Именно из конфликта этих полувековой давности идеи Баланса Сил и идеи частного предпринимательства с их постоянно растущей разрушительной мощью возникает один из главных конфликтов нашего времени. Эти идеи неплохо работали в свое время, и до сих пор наши правители, учителя, политики с крайней неохотой принимают необходимость глубокой умственной адаптации своих взглядов, методов и интерпретаций к этим разрушительным силам, которые когда-то казались такими незначительными и которые теперь полностью разрушают старый порядок.
Именно из-за этой веры в растущую добрую волю между народами, из-за общего удовлетворения тем, как обстоят дела, немецкое объявление войны в 1914 году вызвало такую бурю негодования во всем комфортабельном мире. Было ощущение, что германский кайзер нарушил спокойствие мирового клуба бессмысленно и напрасно. Война велась «против Гогенцоллернов».