Будущее не продается

— Прошло уже семнадцать лет, как они были впервые у нас опубликованы, а к ним с тех пор так и не прибавилось главного: актов о приведении смертных приговоров в исполнение, которые не уничтожались, судя по письму Шелепина Хрущеву 1959 года. Но даже из этого довольно странного письма ясно, что чекисты расстреляли в сороковом году почти на четыре тысячи поляков меньше, чем изначально предлагал Берия. Кто же расстрелял остальных? Марсиане? Если вас интересует истина, то вы не должны радоваться тому, что наши политики согласились с версией нацистов. Хотя бы потому, что в сорок третьем году немцы вовсе не были вашими друзьями. Вы настаиваете на явной неправде, и возвели ее в ранг государственной политики. А неправда разрастается в общественном организме, как раковая опухоль. Перед самым крушением я размышлял в аэропорту о том, что люди, даже имея реальную возможность изменить предсказанную судьбу, духовно не способны на это, поскольку находятся в плену привычных, далеких от метафизики представлений. Но после катастрофы мне такого объяснения показалось недостаточно. Дело не только в привычных представлениях, но и в характере представлений. Когда они основаны на неправде, то сбудутся самые дурные пророчества. Людей в президентском самолете убил не туман, а Катынь. Если бы Качиньский и его команда не опаздывали на антирусскую церемонию в Катыни, пилоты обязательно повернули бы на запасной аэродром, не дожидаясь ничьих предсказаний. Напомню вам, что Лех Качиньский мог разбиться еще в 2008 году в Тбилиси, когда летел поддержать насмерть перепуганного наступлением наших войск Саакашвили. Но менее уступчивый командир самолета сел в Баку, плюнув на политические соображения. А ведь его уволили и хотели судить за измену! Ясно, что новый пилот не осмелился бы последовать примеру своего предшественника. Повторение тбилисской ситуации прямо означало гибель президентского самолета, что и случилось. Качиньский и его окружение шли навстречу своему року с того самого дня, как русофобия в Польше стала государственной идеологией. Никакое предсказание, даже сделанное за год, не спасло бы самолет, и ничто не заставило бы пилотов повернуть. Спасти могло только одно: внезапное просветление Качиньского, осознание пагубы русофобии в ее катыньском варианте. Но шансов на это, как вы сами понимаете, почти не было.

Цеханович внимательно слушал, изредка мигая. Потом, вытянув губы, маленькими глоточками осушил рюмку, съел ложечку жульена. Лицо его было непроницаемо. Он поправил галстук-бабочку, смахнул невидимую пылинку с лацкана дорогого пиджака и сказал:

— Спрашивая вас о причинах, я имел в виду несколько другое. Я полагал, что, применив ваши способности, вы мне поможете узнать о роли диспетчеров в катастрофе, о готовности других служб аэропорта, о технической исправности самолета, отремонтированного в России. Хотелось бы также знать… если это возможно… — Цеханович несколько замялся, — о роли ФСБ в этой истории.

Енисеев засмеялся.

— Что здесь смешного? — удивился поляк.

— Вы ничего не поняли из того, что я говорил. В этой трагедии всё было судьбой — и туман, и мое предсказание, и работа диспетчеров, и других служб аэропорта, и техническая исправность самолета, и неизвестная мне роль ФСБ, и поведение пилотов. Я уже не говорю о поведении Качиньского. Здесь всё подчинялось системе мира, в центре которой — Катынь как символ страданий польского народа от русских злодеев. У Качиньского даже фамилия была созвучна Катыни! Он почти Катыньский! И вот — вашему народу был дан знак свыше.

— Какой же?

— Полагаю: прекратить катыньскую истерику.

— Никто не давал вам права оскорблять наш народ, — тихо сказал Цеханович.

— Мне и предсказывать гибель самолета никто не давал права. И я его не просил. Так получилось. Что же касается причин: вы спросили — я ответил. Я и не ставил себе целью понравиться вам или вашему народу.

Цеханович отвел глаза. Некоторое время они молчали.

— Я вижу, что вы разочарованы, — усмехнулся Енисеев. — А чего вы ждали? Что я скажу, будто диспетчеры неправильно посадили самолет? Или что он был взорван ФСБ?

Цеханович снова наполнил рюмки.

— Можно еще один вопрос? — осведомился он.

— Валяйте, только я, как видите, не способен дать нужные вам ответы. Вам, очевидно, нужна Катынь номер два или, точнее, вечная Катынь. А я вам могу дать только Бермудский треугольник для поляков под Смоленском.

— Кто будет следующим президентом Польши?

— А-а! — погрозил ему пальцем Енисеев. — Вижу, вижу, что вы из команды Ярослава Качиньского!

— Как же вы это видите? — несколько оторопело, но с любопытством спросил поляк.

— Мои скромные пророческие способности здесь ни при чем. Если бы вы были центристом или даже левым, то спорили бы со мной о Катыни до хрипоты. А вы лишь сдержанно возражали мне. Стало быть, вы из правых, которым отлично известно, что всё именно так, как я говорю, потому что вы и есть творцы катыньского мифа об исключительной вине русских. Но вы искренне считаете, что Катынь — одна из польских основ, от которой ни в коем случае не следует отказываться.