Будущее не продается

Что ж, может быть, это и есть тайна преподобного Лаврентия? Прежде чем увидеть сквозь стены плачущую женщину на дворе, он сердцем почувствовал, что она плачет. А ты, видя на улице плачущих людей, пытался ли увидеть, что у них за беда, пытался ли помочь? В груди святого Лаврентия было трепетное сердце, а не угль, пылающий огнем! У всех христианских пророков было трепетное сердце! Благодаря ему они и стали пророками. А ты искал способа превратить свое сердце в пылающий уголь и лишь после того, как увидел обломки самолета, забрызганные кровью, усомнился, нужно ли это тебе. Всё равно твои глаголы никого не жгут. Они как искры от костра, от которых люди легко уворачиваются. Ну, прожжешь им дырочки в одежде, вызвав лишь легкую досаду. Ничьих сердец ты еще не зажег.

Раздался телефонный звонок. Енисеев снял трубку.

— От души поздравляю, — сказал мужской голос. — Ярослав Качиньский, как вы и предсказывали, не стал президентом Польши. А Радослав Сикорский остался министром иностранных дел.

— Это пан Цеханович? — спросил Енисеев, хотя голос явно был не Цехановича.

— Нет, но о ваших предсказаниях ему наслышан. И о других тоже. Нам необходимо встретиться.

— Зачем?

— Лучше поговорить об этом при встрече. Это в наших обоюдных интересах.

— А кто вы?

— Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо, как сказал поэт. Шучу. А вы не можете с помощью своих удивительных способностей угадать, кто я?

— Да дурак какой-то.

На том конце провода крякнули:

— Это от души. Один — ноль в вашу пользу. Я — Ступар. Слышали?

— Ну, слышал, если снова не шутите. Ступор — это состояние обездвиженности с отсутствием реакций на внешние раздражители. Чем же я могу вам помочь?

— Хе-хе! Хе-хе! Вы — щетинистый человек! Ступар — это моя фамилия, пишется через «а». Вы, правда, ничего не слышали обо мне?

— Что-то слышал, а что — бог знает.

— Я президент АВПП, Агентства всеобщего и политического прогнозирования.

— А-а… Я не занимаюсь политическими прогнозами.

— Не скромничайте. Еще как занимаетесь! Большинство ваших предсказаний связано именно с политикой — мы проследили. Но не в этом дело. Точнее, не только в этом. Есть потребность кое-что обсудить с вами. Вы не очень загружены работой, как мы выяснили. Не уделите ли нам час своего внимания? Уверяю, вам это будет интересно.

Енисеев хотел было отказаться, но вспомнил, что встреча с Цехановичем, на которого ссылался Ступар, тоже была интересной и во многом показательной, несмотря на весьма неприятной осадок от нее. К тому же, после Нади и Цехановича Ступар был третьим человеком в мире, который за многие годы проявил к нему интерес как к прорицателю. Поэтому он сказал:

— Ладно, давайте.

9

Агентство Ступара было обыкновенным офисом с компьютерами. Отличался лишь отделанный «под готику» кабинет самого Ступара — с панелями из мореного дуба или его заменителя, резными стульями, здоровенным камином, едва ли действующим, так как в его вычищенном нутре не имелось следов угля или золы, книжными шкафами во всю стену, в которых тускло поблескивали золотыми корешками старинные тома, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся популярным в подобных кабинетах Брокгаузом и Ефроном, переплетенными приложениями к журналу «Нива», «Историей» Геродота, «Полом и характером» Вейнингера и почему-то Бремом. Стены украшали смутно знакомые Енисееву небольшие картины, изображавшие одетых по моде девятнадцатого века людей, у коих вместо носов были птичьи клювы, хоботы, воронки и прочая дрянь.

— Подлинный Шемякин, — похвастался Ступар.

Это был рыжий мужчина с пухлыми плечами, веснушками на идущей ото лба лысине и длинным извилистым носом, что, вероятно, объясняло его любовь к Шемякину. Он усадил Енисеева на кожаный диван в углу, а сам пристроился в кресле напротив. Сложив руки на животе и склонив голову набок, некоторое время Ступар изучал Енисеева, шевеля при этом кончиком носа.

— Как это у вас получается? — наконец осведомился он.

Енисеев, в свою очередь, хотел спросить, как у него получается так шевелить носом, не задействовав при этом губ и щек, но он сдержался.

— Что вы имеете в виду? Предсказание насчет Ярослава Качиньского, Сикорского и Цехановича? Я вас разочарую: это никакое не предсказание. Это было лишь мое предположение, высказанное в императивной форме.

— Ну, мы такими предположениями и занимаемся. А как насчет крушения самолета Леха Качиньского?

— Насчет самолета мне уже говорить надоело. Не обессудьте. Но это, конечно, было не предположение. Это было предвидение, от меня едва ли зависящее. Во всяком случае, я так думаю.

— А вот у поляков сложилось впечатление, что это было осознанное предсказание, да еще с морально-историческим подтекстом. Причем, по их мнению, полонофобским.

— Плевать мне на их впечатления. Не они, а я, «полонофоб», пытался спасти президентский самолет. Если они такие впечатлительные, то надо было спасать своего президента и его команду, пока была такая возможность, а не думать о том, как бы не сорвать Катыньскую церемонию.