Читаем Будущее общество полностью

Верит ли он в них больше, чем в тех, кто указывает ему на революцию, как на единственное решение вопроса? Вероятно нет. Но они сулят ему перемену без его участия в общей борьбе, и этого ему в данный момент достаточно. Он спокойно засыпает в ожидании, что ими будет сделано все; затем, когда увидит, что обещания их не исполняются, что осуществление отложено опять, он примется за старые нарекания на свою судьбу, до тех пор пока не выведенный, наконец, из терпение голодом и избытком чувств горечи и негодования, он стряхнет с себя долговременное оцепенение и потребует однодневной расплаты за столетия нищеты и унижения.

Если бы буржуазия ясно понимала ситуацию, она могла бы отсрочить расплату еще на продолжительное время, и заставить много столетий ждать пришествия мессии, долженствующего водворить всеобщее счастье на земле. Но, как мы видели, их хищность и царящая в их рядах конкурренция делает то, что революция совершается не в их пользу, и они сами работают над ниспровержением своих собственных социальных учреждений.

Правда, предлагаемые ими реформы малозначущи, ничем не нарушают их привиллегий и совершенно не касаются их имущественных интересов; но даже и такие реформы, которых они сами требовали прежде, когда ополчились против доходных правительственных должностей, ныне, когда должности эти заняты ими, кажутся им опасными; то, что когда-то служило им средством к захвату власти, пугает их теперь, когда власть в их руках.

Достигнув цели, они на себе лучше всего доказывают, насколько обманчивы обещания, которыми они заманивают рабочих, ибо те самые реформы, которые они прежде выхваляли, теперь отвергаются ими так же запальчиво, как прежде требовались и так же энергично, как это делали их предшественники у власти по отношению к их тогдашним требованиям.

Их точка зрения изменяется сообразно с положением. То, что казалось логичным и нормальным прежде, когда они были в толпе искателей карьеры, стало анормальным и безнравственным теперь, когда они очутились в роли блюстителей установленного порядка вещей. Их пугает ненасытность управляемого ими стада; они боятся, что уступки вызовут новые требования, и вот почему так часто приходится видеть „сделавших карьеру” политических деятелей, как они расстреливают толпу, когда она, по наивности своей, вздумает требовать от них исполнения когда-то данных обещаний.

Между тем, если бы у них был ум и ясное понимание своих сословных интересов, как легко было бы водить за нос простодушных избирателей, отпуская одну за другой реформы, одинаково безвредные, не сокращающие ничьих доходов, не ограничивающие ни одной из привиллегий и нисколько не грозящие безопасности общественного здания.

К счастью, страх не рассуждает, а буржуазия требованиями рабочих напугана до потери сознания. Необходимость укреплять и защищать существующий строй в настоящий момент мешает ей видеть, что надобно сделать для укрепления его в будущем. Ради поддержания одного угла здания разбирается другой угол, имеющимся под рукой материалом пользуются, не задаваясь вопросом, не более ли он нужен в другом месте; таким образом, здание на время отштукатурено заново, но трещины образуются и увеличиваются, и наконец настанет день, когда всякие подправки окажутся невозможными, и понадобится разрушить все старое здание, чтобы воздвигнуть на его месте новое.

Не будем же упрекать толпу в позитивизме, хотя, конечно, печально видеть ее иной раз невозмутимой перед самым вопиющим беззаконием и равнодушной к потокам грязи, в которой как бы сама увязает; зато позитивизм ограждает ее от крайнего увлечения лживыми говорунами; если иногда и кажется, что она увлечена ими, то, в сущности, и тогда она смотрит на них только с точки зрения их полезности для неё, в лице их она увлекается собою.

Не веря словам правды, когда они не льстят ей, толпа вместе с тем только на половину верит тем, кто говорит в унисон с нею, из желания польстить; увлечения фетишами также скоро проходят, как появились; рабочий, в сущности, желает только одного: освобождения, и когда кажется, что он воспринимает чужую мысль, не задумываясь, он на самом деле анализирует ее, взвешивает и обсуждает.

Часто он ошибается, сбивается часто с верной дороги, спеша за политическими шарлатанами, но не будем упрекать его в этом; воспитание его совершенствуется, и с каждым днем больше развивается в нем скептическое отношение к политиканам с их обещаниями и кунстштюками. Еще немного — и он будет черпать мысли в самом себе.

Ради того, чтобы он совершенно убедился в той истине, что он должен рассчитывать только на самого себя, мы не перестаем повторять ему наше Delenda Cartago: „Только революция освободит тебя!”

Перейти на страницу:

Похожие книги

История философии: Учебник для вузов
История философии: Учебник для вузов

Фундаментальный учебник по всеобщей истории философии написан известными специалистами на основе последних достижений мировой историко-философской науки. Книга создана сотрудниками кафедры истории зарубежной философии при участии преподавателей двух других кафедр философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. В ней представлена вся история восточной, западноевропейской и российской философии — от ее истоков до наших дней. Профессионализм авторов сочетается с доступностью изложения. Содержание учебника в полной мере соответствует реальным учебным программам философского факультета МГУ и других университетов России. Подача и рубрикация материала осуществлена с учетом богатого педагогического опыта авторов учебника.

А. А. Кротов , Артем Александрович Кротов , В. В. Васильев , Д. В. Бугай , Дмитрий Владимирович Бугай

История / Философия / Образование и наука