Будущее общество

Конечно, рабочие никогда добровольно не вернутся под ярмо; точно также всегда революция будет делом сознательного меньшинства, которое силою убеждения и примером увлечет за собою массы; массы будут постепенно просвещаться и развиваться умственно, но в самом начале все-таки будут склонны подчиняться тем, кого сочтут своими руководителями. Тогда то и нужно будет стараться не допустить, чтобы они учредили над собою правительство. Будучи предоставлены самим себе, они под давлением обстоятельств сами найдут ту систему организации, какая им нужна.

Другие, в опровержение наших доводов, указывают нам на дурные инстинкты человека: как устранить покушения на личность? Как избежать того, чтобы отдельные индивидуумы не захватывали лучших мест и не нарушали таким образом хода коллективного общества? Как препятствовать таким и тому подобным проявлениям, вытекающим из последствий существующего ныне строя?

Конечно, мы не станем утверждать, что сам по себе факт революции превратит людей сразу в ангелов, у которых будет одно только стремление: делать друг другу приятное и жертвовать собою ради других. Пора оставить басни на этот счет и не приписывать нам того, чего мы не думаем.

Мы думаем, что за весьма редкими исключениями, самые развращенные натуры не делают зла ради зла. Мы утверждаем и докажем, что современное общество своей организацией, основанной на антагонизме интересов, само создает рознь, его разлагающую, и само вынуждает индивидуумов вредить друг другу.

Несмотря на многочисленность побудительных причин для совершения зла, несмотря на выгоды, какие можно бы извлечь, делая его, большинство индивидуумов не поддается влечению ко злу, и только меньшинство подчиняется своим дурным влечениям, да и то чаще всего под влиянием среды, обстоятельств, воспитания, всего, что вытекает из плохой общественной организации.

Следовательно, если причиной преступлений является плохая общественная организация, то вместе с нею должны исчезнуть и преступления. Современное общество, являясь причиной преступлений, преследует только их последствия, и потому воздействие общества только умножает преступления, подобно тому, как перед глазами дровосека, срубающего только ствол дерева, через некоторое время на пне появляются новые ростки и выростает два, три, пять новых стволов. Мы же стремимся выкопать и сжечь самый корень, чтобы от него ничего больше не произростало.

И если в будущем обществе появятся преступления, то разве только как единичные случаи атавистического характера, требующие со стороны общества пресечения, но из-за которых не придется иметь особаго общественного механизма.

Собственность и нищета — вот главные причины преступлений. Повторяем, человек не убивает ради удовольствия убивать. Если пересмотрим все знаменитые уголовные процессы, где убийство вселяет больше всего ужаса и отвращения, мы найдем везде одну и ту же побудительную причину: корысть. Даже убийства из мести, которые могут быть отнесены к категории преступлений аффективных, в большинстве случаев зарождаются на почве столкновения интересов, и если бы можно было анализировать все такие преступления, то разве только немногие оказались бы не подходящими к этой категории.

Воровство, самое частое преступление, иногда наказуемое строже, чем убийство, прямо вытекает из частной собственности и нищеты. Когда не будет нищеты и частной собственности, воровство перестанет иметь raison d'^etre, ибо человек, у которого есть все, что ему нужно, не пойдет воровать.

Мы видим пример на некоторых диких племенах, у которых частная собственность приведена к простейшей её форме: ограничивается хижиной, где живет семья, и предметами непосредственного обихода, все же остальное находится в свободном распоряжении всех; за исключением случаев, когда отдельные индивидуумы уже сумели захватить в свои руки некоторые функции власти, никогда среди этих племен не бывает, чтобы более сильный суб'ект захотел выселить обитателей хижины и поселиться в ней сам, или отнял бы у другого его охотничьи и рыболовные принадлежности.

У других племен человек, удалившийся от своей хижины, если почувствует голод, заходит в первую попавшую хижину, садится вместе с другими и берет из котла, не спрашивая разрешения; затем наевшись, уходит не поблагодарив хозяев, и последним не приходит даже в голову считать свои права собственности нарушенными, ибо сами они на месте ушедшего, поступили бы точно так же, для них это вопрос привычки и взаимности услуг и только.

Разве обычаи этих народов не лучше наших, при которых голодный должен или итти унижаться, или красть? Быть может, в описываемом примере замечается отсутствие требуемых учтивостью ребяческих формальностей, но это дело поправимое, во всяком случае нужно этим обычаям оставить их первобытную простоту.

„Прекрасно — скажут нам — но есть еще преступления аффективные; эти не продукт современной социальной организации, а проистекают от дурной природы индивидуумов, их нельзя искоренить путем изменения среды, и вы будете вынуждены принять какие-либо меры против виновных”.