Будущее проходит сейчас

– Я говорю, чудесное место эти острова, – сказало оно. – Так что если еще не был, настоятельно… Ах, да! – Оно хлопнуло себя по лбу, как это всегда делаю я в моменты запоздалого просветления. И я почти ненавидел его в этот момент за это «Ах, да!» и за этот присвоенный без спросу, то есть, попросту говоря, украденный жест.

– Как ты могло!.. – нервно раздувая ноздри, выдавил из себя я, но уже на «могло» смешался. Поправился: – Как ты можешь… – И замолчал; окончание фразы вылетело из головы.

– Ну, ну, ну, – оно успокаивающе похлопало меня по запястью. – Не хватало только набить самому себе, я извиняюсь, лицо. Комичный может получиться эпизод, обязательно куда-нибудь вставлю… Да, и перестань, пожалуйста, думать обо мне в среднем роде! Я мужского пола, по крайней мере, в анкетах после слова sex всегда с гордостью ставлю букву «m». Как ты там про себя меня окрестил?

– Альтер-Эго, – смущаясь как ребенок, признался я.

– Неплохо, – оно… он усмехнулся. – Но лучше зови допельгангером, только не вслух. Или аватаром, если тебе обязательно, чтобы на «а». Аватар, кстати, и по смыслу больше подходит. Мы ведь с тобой суть разные воплощения одного человека. Который в свое время слишком серьезно отнесся к своему гардеробу.

Щелкает, раздвигаясь, бамбуковая занавесь над входом в служебное помещение. Привлеченный шумом мордоворот деловито приближается к столику.

Секьюрити: – Вас что-нибудь беспокоит?

Братья Устиновы: – И-ди отсюда!

Получается на редкость слаженно, только один из братьев после «иди» вставляет едва слышное «те». Мордоворот позорно отступает, скрывается в бамбуковых зарослях.

Так заканчивается еще одна минута жизни, притом не самая плохая.

– Как получилось, что мы снова встретились?

– Ты меня спрашиваешь? – ехидно поинтересовался двойник. Но быстро сменил тон на нейтральный. – То есть, я, конечно, могу предположить… Допустим, этот кабак, кстати, ближайший к моему дому, существует одновременно в обоих мирах. И когда один из нас – не будем конкретизировать, кто – зашел сюда, чтобы сбрызнуть коньячком очередной гонорар, он с удивлением обнаружил себя другого, запивающего тоску или, не знаю, безрадостность жизни каким-то отвратнейшим пойлом. В таком случае ты можешь общаться со мной как с человеком только пока мы внутри. Стоит тебе выйти на улицу, и я исчезну, испарюсь, в романтизированном варианте – перемещусь в твое подсознание. И даже ниже – заметь, ты первый окрестил меня Альтер-Эго. Ну, как гипотеза? – Он с ожиданием уставился на меня.

Я молча допил коньяк и налил себе «отвратнейшего пойла». На два пальца, сложенных крестиком. Влил в глотку так, что двойника передернуло.

– Да, сам вижу, что не очень. Я до сих пор как-то не особенно увлекался «параллелкой». По мне уж лучше трусливый эскапизм в совершенно иную реальность, чем стыдное желание перекроить, переписать под себя свою собственную… А может быть, в этом как раз соль?

Я хихикнул: задавая вопрос, он задумчиво крутил в руках солонку. Двойник вскинул голову, заговорил увлеченно:

– Послушай, а ведь все сходится! Что-то, называй это роком, судьбой, фатумом или кисметом, снова свело нас вместе, чтобы дать одному из нас шанс. Ведь это удивительная удача, что мы с тобой встретились. Невозможная… Все равно что выиграть в уличном лохотроне штуку баксов и вернуться домой живым и при деньгах. Нет, еще невозможнее! Это как открыть однажды пластмассовое яйцо «киндер-сюрприза» и обнаружить в нем смерть Кощееву! – Красные щеки, блестящие глаза – вот как мы, оказывается, выглядим, когда на нас находит вдохновение… – И теперь одному из нас провидение дает уникальнейший шанс переписать жизнь заново. Или, черт его знает, обоим? Не обязательно ведь прав тот, у кого больше денег, поклонников или… чего-то там еще. Может… Вдруг ты через месяц, через полгода, через пять лет изобретешь прибор, который перевернет мир? Вывернет его наизнанку! Расточит на атомы, а потом…

– Ага, – перебил я. – Я уже даже название придумал. Сонавитограф, разновидность ню. – И почему-то представил себе выходящую из моря обнаженную блондинку.

– Не спеши с выводами, – поморщился он. Неужели мое лицо так же искажается, когда меня перебивают во время доклада? – Все может измениться в один момент. Оценщиком в таких вопросах может быть только будущее.

– Будущее уже прошло, – прошептал я, прикусив краешек бокала.

– Ерунда! Ты ведь еще не умер. Твое будущее еще впереди… Но оно проходит. Каждый миг и именно сейчас.

– Думаешь… мне еще не поздно?

– Не знаю… – Широкие накладные плечи приподнялись и опустились. – Не знаю, но от всей души желаю тебе удачи. Как себе самому, честно… И прекрати, пожалуйста, грызть бокал. Бутылка еще наполовину полная!..

Он ушел первым, сказав, что гипотезы гипотезами, но так ему спокойнее. Накинул плащ и вышел на улицу, оставив на блюдце несколько новеньких, как утюгом разглаженных купюр.

«А деньги у них совсем как наши, – устало подумал я. – Только там их, кажется, больше…»