Будущее России. Алгоритм переворота

Хрущев куражился еще семь лет, но его преобразовательный ресурс иссякал на глазах. Сугубо биологическое существо умеет разрушать, потреблять, но не созидать. А тут надо было выстроить ни много ни мало – новую политическую систему, которой еще не знал мир. Это было под силу Сталину – испытателю и экспериментатору по натуре, способному, несмотря на неизбежные в таком деле ошибки и потери, ценой неимоверных усилий достигать поставленных целей. Именно это, а не репрессии (обычные в мировой практике) – источник стойкой ненависти к вождю, питаемой ворами всех мастей. Но что дано коммунисту, не дано животному. Повторить путь вождя хотя бы внешне, формально, Хрущеву и его сторонникам не удалось. Да и не очень хотелось. А чего хотелось, они сами четко не определились. Какое сходство с нынешним руководством!

В конце концов возня Никиты стала настолько эксцентричной, что надоела и его ставленникам. В октябре 1964 года его без особого шума отправили на пенсию. Но преемники Хрущева тоже не были пригодны ни к чему серьезному. Видно, сыграло свою роль десятилетие специфического кадрового отбора, когда с порога отвергались люди принципиальные, творческие, озабоченные интересами страны больше, чем своими собственными. Руководство ценило беспринципных холуев – таких же, как и оно само. Животный инстинкт опять восторжествовал.

Нет, были, конечно, среди высшего руководства страны хорошие специалисты, такие как Громыко или Устинов. Но при отсутствии четко сформулированной общей цели, при утопичности официально провозглашенной линии партии, направленной на построение коммунизма к 1980 году, все их благие усилия уходили в песок.

Предпринимались и попытки реформировать экономическую сферу. Речь идет о Щекинском опыте Косыгина, сейчас почти забытом. В чем была суть этой реформы? Если в двух словах, то во главу угла предлагалось поставить не производство реальных товаров для удовлетворения жизненных потребностей людей, а извлечение из производства максимальной прибыли. Что это, как не замена формулы расширенного воспроизводства «товар – деньги – товар'» на присущую монополистическому капитализму «деньги – товар – деньги'»? В то время противники реформ узрели в них угрозу безработицы, социальных волнений и т. п. Но угроза была куда серьезнее! Она заключалась в неизбежном переходе к формуле «власть – деньги – власть'», то есть в возвращении к капитализму в его самой уродливой форме.

В конце 60-х трусоватый Брежнев испугался неопределенного развития событий – косыгинские реформы были заморожены.

Наступил застой, длившийся почти двадцать лет и подготовивший гибель государства. Затем престарелое руководство партии и страны, средний возраст которого составлял 75 лет, вымерло естественным путем буквально за три года – с 1982-го по 1985-й. Новое смутное время потребовало нового афериста.

Им опять оказался «аграрий». Внешне он выглядел пристойнее, чем Хрущев, но в душе был еще более подлым и коварным. С Хрущевым его роднило не только крестьянское происхождение, не только лысина (на этот раз еще и с пятном, давшим основание называть его носителя Меченым), не только разнузданная демагогия с патологической склонностью к вранью, но и стихийный троцкизм. Во всяком случае, в приверженности национальным интересам страны генеральный секретарь партии, первый и последний президент СССР не был замечен.

Горбачев пошел куда дальше своего знаменитого идеологического предшественника Льва Давыдовича. Тот (убитый ледорубом) поступался интересами России во имя мировой революции. А этот (достойный такой же участи, но пока получивший лишь удар в ухо во время поездки по Сибири и спасенный своей верной охраной, которая кормится за счет обобранного народа) предал страну во имя мировой контрреволюции, ради сохранения на земле системы эксплуатации человека человеком.

За шесть лет властвования Горбачева от коммунистической сверхдержавы не осталось ничего, кроме богатых недр и растерянного, ограбленного народа. Я сказал «коммунистической», но, может быть, беда в том, что к середине 80-х годов страна уже не являлась таковой? А какой она была и что ее ожидало дальше? На этот вопрос обязаны были ответить рвавшиеся к кормилу правления нувориши. Но могли ли они это сделать?

Не бездарному же и крайне наглому уральскому алкоголику решать такие серьезные дела! Правда, поначалу он для приличия подергался, обвинил Горбачева, что тот начал перестройку, не имея для этого идеологии. Но на вопрос о том, какая же его собственная идеология, стушевался и горько запил. Пил он до самой смерти, прерывая это грустное занятие только для того, чтобы подтасовать результаты очередных выборов или дать команду палить из танковых орудий по парламенту.

Следствие пятое: профессионалы больше не нужны