В автобусе сидели три человека, одетые в робу, которую им выдали в лагере Гушосдора. Они ненадолго отвлекли меня от разговора с паном полковником. Ответив на интересующие меня вопросы, те в дальнейшем разговоре никакого участия не принимали. Поляки постарались стать как можно более незаметными, чтобы не мешать беседе командиров. Они сидели молча, хотя хорошо понимали, о чем идет речь, и сами могли разговаривать по-русски. Это были проводники, затребованные мной у Пителина. Михалыч расстарался и вместо двоих прислал трех человек. Эти поляки до войны жили здесь, им была отлично знакома вся местность вокруг Сокулок, как и скрытые подходы к железнодорожной трассе. По их словам, они могли спокойно провести колонну автомашин прямо к железной дороге, ни разу не выезжая на шоссе Сокулки-Августин. Этот путь мало кто знал, и все из-за того, что дорога была проходима только в такое жаркое, сухое лето, как сейчас. Единственное затруднение могло возникнуть на границе, на которой, как с нашей, так и с немецкой стороны, были возведены укрепления. Я, естественно, поинтересовался, что это за укрепления, и попросил нарисовать схему всего укрепрайона. Но никаких схем рисовать не понадобилось; все было гораздо проще – и с той, и с другой стороны были вырыты неглубокие окопы, с нашей стороны кроме этого был возведен небольшой дзот, а у немцев и того не было. Одним словом, любой танк и даже танкетка могли подавить этот, так называемый поляками, оборонительный рубеж в один чих; ведь там даже артиллерийских капониров не было, одни открытые пулеметные гнезда.
Так, внимательно выслушав проводников, я узнал про все проблемные места на пути к железной дороге, и нитью разговора опять завладел польский полковник, снова вступив со мной в дискуссию о преимуществах русского оружия перед западным. За разговором время летело незаметно, но вскоре эту увлекательную беседу прервал Шерхан. Он неожиданно возник в дверях автобуса и громко объявил:
– Все готово, прошу к столу, дзенькую, пани!
Я чуть не расхохотался – вот же метрдотель чертов, полиглот челябинский! Другие тоже, как бы не заметив несуразности его фразы, дружно встали и поспешили на улицу.
Там нас ожидало роскошное зрелище – длинный стол, сварганенный из трех широких досок, около него такие же импровизированные лавки из бревен и, что немаловажно – почти весь стол был застелен довольно приличного вида материей. На скатерти красовались самые настоящие фарфоровые тарелки и чашки из старинного чайного сервиза. И совсем я обалдел, когда попробовал содержимое своей тарелки – прекрасно приготовленное мясо и картошка с добавлением какой-то травки были вкусноты необыкновенной. Еда исчезала с пугающей быстротой, но Якут, исполняющий роль официанта, был начеку; он как заведенный мотался вдоль стола, половником накладывая добавку. В подручных у него было два бойца из моей охраны, они таскали за сержантом большой термос.
После этого великолепного обеда я с поляками на их автобусе поехал в штаб дивизии. Штаб к тому времени практически свернулся; все имущество было загружено в машины, а у дома, где он раньше размещался, стояло несколько командиров, они о чем-то беседовали. В центре этой группы находился комдив генерал Борзилов. Я пригласил Семена Васильевича в автобус, где и познакомил с поляками. Там же мы, при участии будущих проводников, наметили маршрут движения колонн 7-й танковой дивизии.
Очень своевременно появились эти проводники, с ними стало возможным без боев добраться до границы, а может даже до самой железной дороги. По шоссе этого сделать сейчас было никак нельзя, это показала разведка. Шоссе в районе Домброво было плотно перекрыто немцами, которые уже создали там мощный узел обороны, нашпигованный противотанковыми пушками. Все это выяснилось, когда приданные разведке два БА-10 и танкетка предприняли ложную атаку на только что начавших окапываться (как им ошибочно показалось) немецких пехотинцев. Тогда с фланга по нашей бронетехнике открыла огонь целая батарея 50-миллиметровых противотанковых пушек, в результате этого один бронеавтомобиль и танкетка были подбиты.