Будущее в твоих глазах (СИ)

– Очень приятно с Вами познакомится, го…спожа… – она не успевает договорить: сбито выдыхает, едва понимая, что случилось. А госпожа Кирштейн уже обнимает её крепко-крепко, будто к сердцу прижимая.

– Мария, милая, зови меня Мария или мама, – смеясь, женщина с улыбкой отстраняется и берёт лицо Видáль в свои ладони, вынуждая девушку чуть наклониться к ней. – Я очень тебе рада, Киа. Как хорошо, что у Жанчика был кто-то, на кого он мог положиться. И я очень надеюсь узнать поближе столь дорогого моему сыну человека. А теперь, не стойте на пороге, милые мои, проходите в дом. Говард, что же ты стоишь, помоги, пожалуйста, с этим мешком. Ох, вы скупили целый рынок!.. Что, Жанчик? Киа тебя надоумила? О, как это мило. Дорогая моя, спасибо тебе. Проходите на кухню, я заварю чай…

Жан блаженно улыбается, смотря в косой дощатый мансардный потолок. Свет скользит по стенам, наливая комнату утренним флёром бодрости. А Кирштейн счастлив, потому что всё сложилось, как они с Кией и мечтали.

После чая был неумолимый, но вкусный обед, за обедом – тёплая беседа. Мария выспрашивала у Кии всё, что могла: от её родины в Стохисе, смерти её матери при родах, отца – на экспедиции, до любимых цветов и тем, как высаживать розы. Напряжение, что едва коснулось столовой комнаты поначалу, спало окончательно. И разговор полился мерной рекой, блуждающей по ровному полю, впадая в великое море, называемое доверием. И госпожа Кирштейн узнала, как впервые судьба столкнула её сына с этой девушкой: это облачается в волю капитанов, что на тренировке перед экспедицией ставят по одному солдату из своих отрядов в пару на короткую дистанцию. По традиции считалось, что первый прогон определяет всё – оттого капитаны выбирали лучших из отрядов. Дита Несс поставил на Жана, Катрина Бишоп – капитан второго ударного и жена Леви – усмехнулась и выбрала Кию. Финишную прямую они пересекли вровень. В тот момент ухмылка Жана перерастает в уважительную улыбку, а Видáль перестаёт прищуриваться, ведь видит в нём что-то большее, чем человека с запасом мешка острых шпилек.

После обеда, Киа подорвалась помочь Марии с тарелками.

– Милая, сиди, отдохни с дороги, – упорствовала госпожа Кирштейн, но Видáль с улыбкой качала головой.

– О, это совершенно несложно…

– Раз несложно, предоставьте это мне, – вдруг поднялся Жан и ловким движением сгреб блюда, не давая дамам опомниться. Затем коротко поцеловал Кию в щёку. – Тебе правда не повредит отдохнуть, солнце…

Она едва хмурится:

– Жан, я правда не устала.

– Очень рад это слышать. Может, тогда сходим вечером на ярмарку? – спросил Кирштейн, игриво подмигивая, перед тем как улыбнуться её улыбке и исчезнуть в кухонных дверях. Киа опустилась на стул, смотря ему вслед. А Мария снова начала расспрашивать невестку обо всём и вся…

Жан вновь тянется в кровати, блаженно прикрывая глаза. Косточки чуть хрустят, но воспоминания о причинах перевешивают последствия.

Вечерняя ярмарка встретила их буйством красок и звуков. И казалось, это именно то, что нужно солдатам, вернувшимся после битвы Неба и Земли. Трост когда-то бывал таким: наполненным живостью, украшенным цветастыми флажками, яркими палатками с разнообразной снедью… но покидая Парадиз, перед глазами разведчиков стояла лишь пыль и дым пожарищ, а то, во что Эрен обратил добрые две трети мира, тоже не вселяли больших надежд. В конце концов, приятно было убедиться в собственной неправоте.

Жан лавировал в толпе, как форель в воде, быстро и точно оценивая плотность и поток, а за руку он тянул следом Кию. Где-то позади, вызвавшись быть особняком от молодых, медленно плыла госпожа Кирштейн в платье кирпично-красного цвета.

– Два яблока в карамели, пожалуйста! – Жан вырулил к яркому прилавку и с улыбкой расплатился за лакомство. Затем вновь нырнул в толпу и возник прямо перед Видáль. – Яблоко в карамели для самой красивой девушки в мире.

Киа рассмеялась. Как это на него похоже… мимолётные комплименты, искренность в янтарных омутах…

Но когда она потянулась к сласти, Кирштейн шутливо отступил на полшажка.

– Могу я попросить поцелуй благодарности? – тихо спросил мужчина. Вокруг было шумно – толпа бурлила радостными воскликами и гамом собрания, будто улей. Однако Видáль слышала его, даже слишком хорошо слышала. – Хотя бы в щёку, солнце?

Касаться Жана приятно. Он ласков и отзывчив, даже если раздражён или излишне расстроен чем-то извне. Близость с ним напрашивается сама собою столь естественно – взять за руку, нежно огладить плечо, проходя рядом; чмокнуть в щёку, в нос, мягко поцеловать в губы или шею, обнять, в конце концов.

Но люди не умеют читать мысли друг друга, потому Жан особенно ценил в Видáль, что они могли говорить о своих желаниях. Могли свободно просить о своих потребностях: больше поговорить или помолчать в обнимку, коснуться, прижаться к грудине, слушая биение сердца… Ведь знали, тому способствовали доверие и честность.

Киа тоже это любила в нём. Потому с улыбкой подалась ближе, мягко касаясь его губ. Сладко, мимолётно, но трепетно.