Будущего.net

Было, конечно, странно видеть бывших противников в одном строю, да еще когда одни имеют права начальства, а другие — вовсе не проигравшие и не пленные — им безропотно подчиняются. Но никаких проявлений недовольства или враждебности Волк не заметил, сколько ни смотрел. Все относились друг к другу подчеркнуто вежливо, говорили на английском и носили обезличенную черную униформу. Новая идеальная нация, да и только. Вот что значит — дать людям шанс. Здесь никого не запугивали и не обещали вернуть за плохое поведение на Большую землю. Это условие было будто бы растворено в воздухе, и каждый отчетливо понимал, что дышит в долг. О загадочных благодетелях ходили самые невероятные слухи, но никто из прибывающих на базу спасенных не мог похвастаться, что точно знает, кто они и почему спасли именно его. С одной стороны, это было странно, с другой — понятно. Любое действие имеет противодействие. Излишняя открытость в военное время не просто нежелательна, а категорически противопоказана.

Волка занимали несколько другие вопросы, но что-то в них было и от общего недоумения — «почему я»?..

…На третий день «карантина», точнее — вечер, ему удалось разговорить на эту тему Анну. Ефимыч к тому моменту уже спал, сдержанно похрапывая у стенки слева, а Игорь ушел в лазарет на вечерние процедуры. Волк сел на своей койке и уставился на спутницу.

— Скажи, мы особенные?

Девушка взглянула на него искоса. Но обычной неприязни в ее взгляде не было.

— Конечно. Мы же игроки.

— А если взять нас там, дома, чем мы выделялись из толпы, что в нас такого-этакого?

— Почему ты спрашиваешь?

— Я хочу понять логику Новака. Только не говори, что ее нет и он выбрал нас случайно.

— Вопрос не по адресу.

— Я понимаю, но неужели ты об этом не задумывалась? Тебе не интересно, кто и для чего нас тренирует на этом полигоне? Или ты это знаешь, но молчишь?

— Какая разница — кто?

— Если я получаю аванс, то хочу знать — за что! А вдруг это контракт на убийство?

— И какая разница?

— Что ты заладила? Как это — какая разница? А закон, совесть, мораль?

— Мы попали в мир, который вывернулся наизнанку. И выжили в нем. Отныне у него другие законы. А значит, и у нас должны появиться новые понятия. До тех пор, пока мы не пройдем все уровни полигона, наша жизнь принадлежит тем, кто ее спас. Теперь мы пользуемся ею как арендаторы-заемщики, в долг. И если хозяева прикажут этот долг вернуть…

— Нет, я не согласен. Мы можем отработать, отблагодарить, но становиться рабами — это слишком.

— Ты все время встаешь на позиции местных жителей. Зачем тебе это? У нас свой путь.

— А на каких позициях мне стоять? Ведь я ничего не знаю о сути главной миссии. Если, конечно, она на меня возложена.

— Возложена. — Анна вздохнула. — Но я не могу тебе ничего рассказать. Только Новак. Вот доберемся…

— А если не доберемся? Если на очередном этапе нас все-таки достанут: гранатой, торпедой, ракетой или чем-то еще?

— Это будет означать, что профессор ошибся в выборе игроков.

— И все?! А нашу безвременную кончину это не будет означать?

— Все умирают.

— А если я откажусь?

На койке слева заворочался Ефимыч.

— Ну, чего ты доскребся? Поспать не даешь. — Он зевнул. — Понятное дело, что абстрактность миссии тебя раздражает. Только не в той мы ситуации, чтобы свои требования выдвигать. Без Новака с этого полигона не выбраться, а его условие — выполнить задание. Значит, придется выполнять. И давайте на этом остановимся. Чего переливать из пустого в порожнее? Будет профессор — будет пища.

— А почему ты уверен, что Новак вообще будет? Или он и есть «спонсор» местного переселения народов?

— Он, не он… И охота тебе башку ломать… Отбой, граждане. Или, как обычно верещит Джерри: «Спокойной ночи, Сидней, добрых снов и приятного пробуждения в компании нашего мыслеканала!»

Анна выразила с Ефимычем полную солидарность и отвернулась к стене. Володю разговор взвинтил, и спать ему, естественно, расхотелось.

— Я пройдусь.

Он накинул теплую куртку с капюшоном и вышел из комнаты. В коридоре, кроме двоих солдат из наряда, никого не было. Володя прошел к выходу, коротко бросил дежурному «подышу» и вышел на крыльцо. Лагерь освещался плохо, лишь десятком фонарей, но белый снег отражал любой, самый минимальный свет, и хотя бы контуры в сумраке различить было можно. Ветер был слабым, и холод почти не чувствовался. Лейтенант несколько раз глубоко вдохнул и почувствовал, что раздражение уходит. «Сам себя завел, вот теперь и дыши…»

Из-за угла ближайшего барака вынырнули два силуэта. Шли они медленно, с остановками, явно не ориентируясь в расположении зданий.

До Волка долетели обрывки их разговора:

— Это был шестой, значит, седьмой дальше…

— А перед этим был первый. Черт поймет, какая тут система.

— Кто-то стоит, давай спросим… Эй, сударь… Hi, mister… нам бы седьмой корпус… block number seven.

— Здесь седьмой.

— Наконец-то! Все уже по кругу обошли!

— Здесь нет круга, только периметр под током. — Волк не то чтобы хотел кого-то обидеть или заранее выверить дистанцию, просто после разговора с Анной у него не было настроения. — Только прибыли?